Насильственная коллективизация и ликвидация кулачества, связанные с этим жестокости, а также преследования религии вызвали огромное возмущение среди народов Северного Кавказа, которое весной 1930 г. вылилось в форму вооруженного восстания против советского режима.
Одним из очагов восстания в Осетии был Христиановский район. Волнения приняли настолько острый характер, что местная власть начала скрываться или бежала во Владикавказ (по-осетински Дзавагихау), центр Осетии. Она наведывалась в села района не иначе, как в сопровождении вооруженных отрядов, а затем спешно ретировалась. В селе Магометанское, или Чиколе, крупном населенном пункте, насчитывавшем около 7 тыс. жителей, крестьяне хотели убить уполномоченного Кабуева, прибывшего из Владикавказа и выступившего на вечернем собрании. Кабуев избежал расправы, спасшись бегством через окно. В Христиановске наполненный возбужденным населением местный клуб стал подлинно общественным центром; первый голос принадлежал здесь старым партизанам.
Антисоветские настроения охватили также бывших партизан, боровшихся в Осетии против белых. В период нэпа они пользовались теми или иными привилегиями и, собственники по духу, заняли по отношению к коллективизации резко враждебную позицию. Ведь какой-нибудь бывший партизан, державший в селе жалкую лавчонку, мог попасть в категорию жестоко преследуемых кулаков.
Колхоз в селении Магометановске был разгромлен, все бумаги и делопроизводство — сожжены, а скот и инвентарь разобрали прежние владельцы. В селах Христиановского района население вывешивало белые флаги с написанными на них следующими лозунгами: долой колхозы, долой Советскую власть, да здравствует свобода, да здравствует народная власть! Таким образом, жестокой Советской власти была противопоставлена идея власти справедливой и гуманной, власти народной.
Руководителем восстания в Осетии был Хадзимет Медоев. Хотя Хадзимет Медоев происходил из зажиточной семьи, он и до революции был сторонником справедливого распределения земли. Медоев высказывался против сословных привилегий и был одинаково прост в обращении и с богатыми, и с бедными. Во время первой мировой войны он был офицером в Осетинском конном дивизионе, командовал сотней и был награжден Георгиевским крестом. После революции 1917 г. Хадзимет Медоев принимал участие в шариатском движении, организовал шариатскую сотню в Магометановске и отличился в бою между шариатскими частями и частями Белой армии под Бургустаном, получив после этого известность не только во всей Осетии, но и в Чечне, и в Ингушетии. Некоторые крестьяне из Магометановска, вспахивая весной поля, даже к ярмам быков приделали собственноручно изготовленные флаги с антиколхозными лозунгами.
В марте 1930 г. Хадзимет Медоев, работавший завхозом в колхозе Магометановска, ушел в лес, где началась работа по организации вооруженного повстанческого отряда. В ней приняли участие также ушедшие в лес муллы Магометановска: Налук Гуларов, Хангирей Дзоблаев и Мухаттинг Цаголов. Мулла Сосламбек Медоев занялся работой по налаживанию организационных связей с Кабардой, Ингушетией, Чечней, Карачаем и Балкарией. Кроме арабского языка, который был уже достаточным средством для общения с духовенством северо-кавказских народов, мулла Сосламбек Медоев владел шестью местными языками, что особенно благоприятствовало ему в выполнении взятых на себя заданий.
Вместе с Хадзиметом Медоевым оказался в лесу и его двоюродный дядя Давкий Медоев, пожилой человек, бывший офицер, тоже служивший в Осетинском конном дивизионе.
Повстанческий отряд, организованный и возглавляемый Хадзиметом Медоевым, насчитывал 270—300 че¬ловек. Впоследствии к нему присоединился со своим отрядом балкарец Нохтарпаша. Балкарский повстанческий отряд состоял приблизительно из 200 человек. Часть бойцов — осетин и балкарцев — была на лошадях, другая часть представляла собой пехоту. Соединенный отряд располагал двумя пулеметами. Туговато обстояло дело с боеприпасами: некоторые бойцы имели всего по 10 штук патронов.
Вторым очагом восстания в Осетии был район города Алагира. Некто Тасултан Урумов, зажиточный крестьянин из села Кура, организовал здесь вооруженный отряд из 180 человек. Третьим малозначительным очагом был район станции Дархкох (в Надтеречной Осетии).
Особенно большой размах приобрели события в Карачаевской области. Силы карачаевских повстанцев составляли, по слухам, 4000 человек. Восстание здесь вспыхнуло в марте месяце, и в течение почти двух месяцев Советская власть в горной Балкарии существовала весьма и весьма относительно. Восставшее население имело даже нечто вроде собственного временного правительства. Некоторое время в руках восставших находился Кисловодск.
В Чечено-Ингушетии очагом восстания стал Урус-Мартановский район. В селение Катар-Урт этого района прибыл особоуполномоченный по коллективизации и по борьбе с религиозными предрассудками товарищ Богданов. Он выступил на собрании местных жителей, требуя в своей речи закрытия мечетей, и был тут же убит неким Муссой Ейсом. Чеченцы напали на воинский отряд, сопровождавший Богданова, и уничтожили его полностью, потеряв при этом немало своих людей.
Прибывшие после описанного события советские части произвели среди чеченского населения массовые аресты. Затем пошли расстрелы, в первую очередь, арестованного мусульманского духовенства. Но возбуждение среди чеченцев росло, и, чтобы их успокоить, вышестоящие большевистские инстанции решили прибегнуть к обману. В Катар-Урт прибыла из центра делегация в составе 20 коммунистов и начала уверять местное население, что Богданов действовал самочинно, что он был агентом белогвардейцев и стремился посеять рознь и вражду между чеченцами и Советской властью. Делегаты даже хвалили чеченцев за то, что они разделались с Богдановым, и обещали дать помощь семьям погибших. Это не помешало большевикам через год расправиться с братом Муссы Ейса и оставшимися в живых участниками катар-уртского бунта.
Решающим сигналом к восстанию в Урус-Мартановском районе были события, разыгравшиеся в селении Гойты. В местной школе было назначено совещание политработников и ответственных административных лиц района. Мулла Ахмед с группой преданных ему людей решил ликвидировать ненавистную населению районную верхушку. Под полом было заложено 3 ящика динамита, провод от них проложен под землей и выходил где-то за селом. Школа была взорвана, и все участники совещания погибли. Из Грозного, столицы Чечни и Ингушии, был послан карательный отряд, который уже в пути потерял более 20 человек. Вскоре после этого восстание охватило весь Урус-Мартановский район.
Руководителем восстания Балкарии был Нохтар-паша. С 1917г. он принимал участие в политической жизни, сражался против белых, и до коллективизации занимал пост в городе Нальчике, административном центре Кабардино-Балкарии. Отец его жены, пользовавшийся большим уважением среди населения, был раскулачен и посажен в тюрьму. Благодаря связям, его удалось оттуда вырвать, но затем его арестовали снова, и это переполнило чашу терпения Нохтара. Зная маршрут конвоиров, которые вели арестованного, Нохтар-паша напал на них, перебил всех, освободил тестя и ушел в лес. Отряд, организованный Нохтар-пашой, стал грозой для местной власти. Нохтар-паша со своими людьми нападал на коммунистов на дорогах и даже в домах, истребляя их беспощадно. Многочисленные попытки поймать его потерпели фиаско. ГПУ послало для поимки Нохтар-паши специальный отряд, но Нохтар разбил его. Впоследствии Нохтар-паша со своим отрядом присоединился к Хадзимету Медоеву.
Хадзимет Медоев и прочие руководители восстания на Северном Кавказе считали, что освободительное движение охватит также Закавказье, Кубань и Дон. Но ставкой на Закавказье и казачьи области их планы и надежды не ограничивались. Они думали, что восстанет также Средняя Азия, где в 1922—1923 гг. уже имело место крупное национально-освободительное движение, подавление которого стоило большевикам значительных потерь, и что не останется бездейственной Украина, ведшая в 1917—1920 гг. упорную борьбу против большевиков.
Только в том случае, если восстание охватило бы по меньшей мере весь Кавказ и казачьи области, был бы смысл давать сигнал ко всеобщему восстанию. В частности, Хадзимет Медоев намеревался перерезать железную дорогу в районе станции Прохладной, то же самое должны были проделать чеченцы и ингуши возле Грозного; эти мероприятия имели целью затруднить большевикам подвоз вооруженных сил и боеприпасов. В действительности на Северном Кавказе восстание не было поддержано даже закавказскими национальностями. Не поднялись Грузия, Армения и Азербайджан.
В Средней Азии новое мощное повстанческое движение под руководством известного Ибрагим-бека развернулось позднее, в 1931 г., а на Украине в 1930 г. имели место исключительно стихийные бунты крестьянского населения против коллективизации.
Не получив поддержки со стороны упомянутых национальных республик Советского Союза, восстание на Северном Кавказе было обречено на неудачу. Местные воинские силы не были в состоянии справиться с восстанием, и поэтому на Северный Кавказ были брошены войска ГПУ и части Красной Армии: пехота (главным образом), кавалерия и легкая артиллерия. Среди красноармейцев было много сибиряков.
Аресты среди населения приняли повальный характер. В качестве заложников в первую очередь арестовывались ближайшие и дальние родственники повстанцев и даже их знакомые. Жена Хадзимета Медоева вместе с грудным ребенком также оказалась в тюрьме.
Отряд Хадзимета Медоева сначала находился в горной местности Чиваолтас, приблизительно в 25 км от Магометановска, затем перешел в Саонк-Кулдун, в Устурдаха и, наконец, в Пратту, дикую, скалистую и поросшую лесами местность, находившуюся в 5 км от Магометановска. Здесь в мае произошло сражение между повстанцами и прибывшим из Владикавказа большим отрядом, состоявшим из частей войск милиции и частей Красной Армии.
В результате боя обе стороны понесли значительные потери. Излюбленным тактическим приемом красноармейцев было окружение повстанцев. Так они поступили и в Пратте. У осетин и балкарцев кончились боеприпасы, и положение становилось критическим. Хадзимет Медоев приказал прорвать вражеское кольцо, и это удалось. Все же сражение в Пратте привело к ослаблению повстанцев. Ощущался острый недостаток оружия и особенно патронов. Часть отряда вскоре после боя добровольно сдалась в плен. Весьма отрицательную роль сыграла при этом болезнь Хадзимета Медоева, первые приступы которой он ощутил уже во время боя в Пратте и поэтому не мог принимать участия в дальнейших действиях своей боевой группы. Непрекращающиеся аресты заложников, которым угрожал расстрел, оказали свое давление на психику Хадзимета Медоева и вынудили его к сдаче. «Я воевал за народ, — сказал он, — как же я могу позволить себе, чтобы из-за меня погибли женщины и старики. Погибнуть должен я, а не они».
Возле Алагира, второго повстанческого очага в Осетии, решающий бой продолжался 3 дня. Повстанцы, руководимые Турсултаном Урумовым, оказались в конце концов запертыми в скалистом горном тупике; не хватало не только боеприпасов, но и пищи. Алагирцы вынуждены были сложить оружие.
Также были разбиты повстанцы в Карачае и в Урус-Мартановском районе Чечни. В этот район была брошена целая красноармейская дивизия.
Нохтар-паша не пошел в плен к большевикам и с десятком своих людей остался в горах. Прошло немало времени, прежде чем ГПУ удалось организовать облаву; во время боя было убито несколько партизан и тесть Нохтар-паши. Сам Нохтар-паша был предан пастухом, с которым он завел знакомство в горах. По рассказам, пастух был завербован ГПУ в качестве агента. Во время облавы, отстреливаясь из револьвера, всегда при нем находившегося, Нохтар-паша убил нескольких нападавших, а последние две пули выпустил в себя. Победители привязали тело убитого к хвосту лошади и последовали через населенные пункты, демонстрируя свой триумф.
Введя в действие крупные воинские соединения и применив тактику жестокого террора по отношению к местному населению, большевики подавили восстание, продолжавшееся около 2,5 месяца. После этого началась расправа. Тюрьмы были переполнены. Никакое уплотнение, столь характерное для советских мест заключения, не помогало, и под тюрьмы были использованы также школы.
Допрашиваемых истязали и подвергали разного рода пыткам. Мулла Сосламбек Медоев, попавший после разгрома восстания во владикавказскую тюрьму, был избит на допросах, одиннадцать дней он пробыл в одиночке, представлявшей собой узкий каменный ящик, в котором нельзя было ни лечь, ни даже сесть. Затем муллу поместили в металлическую клетку, которая исключала всякую возможность двинуться: под полом клетки, представлявшем тонкую металлическую плиту, находились провода: палачи включали ток, пол накалялся и прижигал жертве ступни босых ног. Этими пытками муллу доводили до состояния полной невменяемости. Потом его оставляли в покое на некоторое время, чтобы он «отошел», а затем все повторяли.
Лихорадочно работала тройка ОГПУ, вынося (заочно) смертные приговоры по пп. 2 и 11 58-й статьи уголовного кодекса или присуждая долголетние сроки. От лиц, сидевших в это время в Ростовской тюрьме (Ростов был центром для всего Северо-Кавказского края и там находилось краевое управление ОГПУ), известно, что в течение суток там расстреливали по 30—50 человек. Затем волна спала, но в общем расстрелы продолжались до поздней осени 1930 г.
Однако далеко не все непосредственные участники восстания, державшие в руках оружие, были расстреляны — часть из них была сослана в концентрационные лагеря. А наряду с этим были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны многие, имевшие только косвенное отношение к восстанию. Например, крестьяне из Магометановска Кайсан Гацалов, Амурхан Темиров и Кайсан Малиев, а также мулла Магомет Коллорэ оказывали помощь повстанцам и были за это расстреляны. А мулла Хангирей Дзоблаев, лично находившийся в отряде Хадзимета Медоева, был сослан в Сибирь (где впоследствии погиб).
В то время как три главных руководителя восстания в Карачае — Абдул-Керим Хасанов, Азрет Узденов и Хаджи-Мурат Айбазов — погибли, судьба организаторов восстания в Осетии сложилась иначе.
В советском аппарате Осетии были коммунисты, которые сохранили чувство органической связи со своим народом и сочувствовали ему. Роль покровителя по отношению к Хадзимету Медоеву сыграл начальник владикавказского ОГПУ — осетин Торга Арцагов. Он попросил своего знакомого, старого партизана Татаркана Медоева отправиться в лес к Хадзимету Медоеву и передать ему следующее: восстание, несомненно, будет разгромлено; дальнейшее сопротивление повлечет за собой огромные жертвь среди населения; он, Арцагов, предлагает Хадзимету Медоеву сдаться, гарантируя, что он не будет расстрелян. Подобную гарантию Г. Арцагов мог дать на основании своей договоренности в Кремле, где он имел связи и знакомства. Имеются основания предполагать, что Г. Арцагов приводил в высших сферах такой аргумент: мягкость наказания по отношению к вожакам восстания ослабит сопротивляемость массы повстанцев и будет стимулировать их к сдаче оружия. И действительно, сдавшийся в плен Хадзимет Медоев не был отправлен в центральную для Северного Кавказа тюрьму в Ростове, куда был в первую очередь свезен руководящий состав восстания. Следствие над ним Г. Арцагов провел в областном отделе. Хадзимет Медоев получил 10 лет концлагерей. Он отбыл срок и жил перед войной в Карачаевской области.
Г. Арцагов погиб в 1938 г., когда был «ликвидирован» председатель областного исполнительного комитета Осетии Д. Торгоев, который тоже оставался преданным своему народу. Г. Арцагов был арестован. Зная лучше, чем кто-либо иной, что его ожидает, он на допросе убил табуретом следователя НКВД и был застрелен здесь кабинете. По слухам, Г. Арцагов при этом воскликнул: «От вас, собаки, и умереть хорошо!»
Благодаря вмешательству Г. Арцагова дядя Хадзимета Медоева — Давкий Медоев тоже избег расстрела и получил 10 лет лагерей (где впоследствии погиб). Мулла Сосламбек Медоев, сосланный на 10 лет в лагерь, бежал оттуда и прожил, скрываясь, 2 года, затем на него был сделан донос. Последовал арест, и в 1937 г., во время ежовского террора, мулла Сосламбек Медоев был расстрелян. Его жена была сослана в лагерь на 8 лет.
Трагической была судьба Тасултана Урумова, руководителя повстанческого отряда в районе Алагира. Он получил высшую меру наказания, но, отсидев три месяца в камере смертников, был помилован: расстрел заменили 10 годами заключения. Но Т. Урумов предпочел смерть лагерному рабству. Свидетель Н., участник восстания и бывший лагерник, рассказал следующее: находясь в Усольском концлагере, он попал в 1931 г. в лагерную больницу, возле него лежал Т. Урумов, нанесший себе в грудь три удара ножом. От этих ран Т. Урумов скончался в том же, 1931-ом, году.
Судя по материалам, присланным правнучкой Хадзимета Медоева, он успел поучаствовать и в Великой Отечественной войне, попал в плен, а после освобождения был направлен уже в советский лагерь. После смерти Сталина был освобожден. Об упомянутом дяде Хадзимета Давкуйе, который «избег расстрела и получил 10 лет лагерей», написал замечательный очерк Аузби Зураев в газете «Пульс Осетии» (№37, сентябрь 2014)., которую мы вам и предлагаем, ибо это тоже человек удивительной судьбы.
Давкуй Дударикоевич Медоев
Наиболее яркой личностью среди награжденных вольномагометанцев, чья дальнейшая судьба закончилась трагически, был кавалер ордена Святого Станислава с мечами и бантом, полный кавалер Георгиевских крестов, гордость маньчжурской армии Давкуй Дударикоевич Медоев.
Давкуй родился в год утверждения устава о всеобщей воинской повинности в России — 1874-м, 17 августа, в Вольно-Магометанском (так тогда называлось с. Чикола), в крестьянской семье. Отец скончался, когда Давкую не было еще десяти лет. Воспитывался в семье старшего брата — Тасолтана (Тасо), где получил хорошую трудовую закалку и неплохое для того времени образование — свободно владел, как тогда говорили, государственным (русским) языком.
Слева направо: Тасо, Хадзимет и Давкуй Медоевы, крайний справа — сослуживец Хадзимета
Воинскую службу начал 15 марта 1898 года рядовым 15-й сотни в охранной страже Китайской Восточной железной дороги.
Рядовым и на столь далеком расстоянии от Магометанского оказался на основании требования «Положения о правах кавказских туземцев, поступающих по добровольному желанию на службу в регулярные войска».
Несмотря на жесткие требования «Положения», Давкуй оказался достойным представителем своего малочисленного, но отважного народа. За героизм, проявленный в боях 9 июля 1900 года у с. Тенчань-дзи, он получил свою первую награду — Георгиевский крест IV степени — серебряный крест на Георгиевской ленте без банта. Через три месяца за «дело» у деревни Вейлешо Давкую вручают «Георгия» III степени — серебряный крест на Георгиевской ленте с бантом, а за отличие в делах против хунхузов Высочайше награжден серебряной медалью IV степени на Георгиевской ленте с надписью «За храбрость». Чуть позже его ратный труд был отмечен еще одной серебряной медалью.
В боях против хунхузов Давкуй Дударикоевич был тяжело ранен — получил двенадцать сквозных пулевых ран, из них одну в грудь. Долго лечился. 1 марта 1901 года был уволен и вернулся на родину. На основании объявления Александровского комитета о раненых 31 января 1903 года Давкуй был причислен ко второму классу раненых с назначением ему пенсии из инвалидного капитала по 57 руб. в год с 1 января 1904 года.
С началом русско-японской войны Давкуй прибывает охотником (добровольцем) на Восток и 24 февраля 1904 года зачисляется в списки 1-го Восточно-Сибирского стрелкового Его Величества полка. 8 апреля 1904 года Медоев прикомандировался к штабу Восточно-Сибирской стрелковой дивизии в качестве старшего команды конных разведчиков при начальнике 1-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии.
Там «за отличие против японцев 1 июня 1904 года у Вафингоу» награжден Георгиевским крестом II степени (золотой крест на Георгиевской ленте без банта) и произведен в младшие унтер-офицеры. В конце сентября переведен в старшие унтер-офицеры, а 25 октября «за хорошее поведение, знание службы и воинского устава» — в заурядпрапорщики.
3 ноября 1904 года «За отличие в делах против японцев» Д. Медоеву вручают «Георгия» I степени (золотой крест на Георгиевской ленте с бантом) — самую почетную военную награду для нижних чинов. 29 июня 1906 г. Высочайшим приказом произведен в чин подпоручика.
12 июля 1907 года согласно постановлению Александровского комитета о раненых перечислен из категории нижних чинов в категорию офицерских с назначением пенсии из инвалидного капитала по 120 руб. в год с 1 сентября 1907 года. 26 августа Высочайшим приказом переводится по собственному желанию в 251-й Георгиевский резервный батальон, а 17 октября девятый раз, опять же «за боевые отличия», награждается, но уже орденом Святого Станислава III степени — с мечами и бантом. Служил Давкуй Отчизне верой и правдой, не жалея своих сил и не щадя своего здоровья, которое из года в год ухудшалось. 14 июля 1908 года Давкуй Дударикоевич Высочайшим приказом уволен «за болезнью» в отставку с назначением пенсии из государственного казначейства в размере 245 руб. и добавочной пенсии в размере 151 руб. — всего 396 руб. в год с правом приобретения мундира за счет казны.
Давкуй Дударикоевич со своей супругой Фатимой (Батий) Хаджи-Аслангериевной Газдаровой вернулся на родину. Началась новая, мирная, без тревог и стрельб семейная жизнь. У четы Медоевых сначала родилась дочь Амина, следом сын Георгий.
Мирные дни были прерваны началом войны 1 августа 1914 года. 13 августа Терская область была объявлена на положении «чрезвычайной охраны». Царская Россия объявила мобилизацию в армию нескольких возрастов.
Давкуй Дударикоевич в составе 591-й пешей Ставропольской дружины — снова в рядах защитников Отечества. В феврале 1915 года перед отправкой на фронт на обороте помещенной здесь фотографии написал: «Дорогой мамаше на утешение и в память моего третьего боевого похода на турецком военном театре. Шлю привет и умоляю не беспокоиться обо мне… Любящий тебя сын подпоручик 591-й пешей Ставропольской дружины».
Война закончилась. Давкуй с чувством выполненного долга перед Отечеством вернулся домой в Магометанское. Новую общественную систему принял рассудительно. Глубоко был убежден, что «привилегии потеряет меньшинство, зато выиграет большинство». Но его заслуги перед Отечеством новой власти больше не понадобились. Льгот Давкуй уже не имел, пенсию не получал. Пока служил — защищал Отечество — дорогого металла не накопил, а семья увеличилась. Ее надо было кормить. Поэтому Давкуй, отложив в сторону все былое, построил себе, конечно не без помощи родни, вполне приличный деревянный дом. Начал жить как обычный крестьянин, не вмешиваясь ни в политику, ни в государственные дела. Со всеми жил в дружбе и согласии. В селе с его мнением считались, к нему относились с глубоким уважением.
А потом произошло событие, о котором вспоминает сельчанин Катабин Лагкуев: «В один из зимних дней 1930 года, идя в школу, я увидел возле дома Кебековых мужчин. Они как-то сразу дружно повернулись в ту сторону, откуда я шел. Я тоже оглянулся. По центру улицы двое вооруженных всадников — гэпэушников конвоировали известного в селе “полного полковника” — как за глаза звали его сельчане — Медоева Давкуя. По сторонам улицы, ближе к домам, шли родственники и близкие, кто не боялся в таких случаях показать свое сочувствие. Увидев эту картину, я не пошел в школу, уж очень хотелось узнать, чем все это кончится».
Дальше любознательный Катабин шел уже вместе с родственниками конвоируемого. Дорогой к группе еще присоединилась ребятня.
К дому Маказа Тадеевой, где в то время размещался уполномоченный ОГПУ, близко никого не подпускали. Старый, ветхий, низкий плетень облепила детвора, наблюдавшая за происходящими событиями во дворе.
«Завели Давкуя во двор, — продолжает свой рассказ очевидец, — где стояла машина черного цвета без верха. Из дома вышел какой-то военный начальник. В его присутствии обыскали Давкуя и надели на него наручники. Потом первым сел на заднее сидение один из красноармейцев с ручным пулеметом. Рядом с ним сел Давкуй, а левее — второй красноармеец. “Наш полковник” ростом оказался на целую голову выше охранников. А по своим заслугам перед Отечеством он на много голов был выше всех, в том числе и самого начальника, который с чувством исполненного долга увозил его.
В толпе послышался тихий плач, женщины запричитали. Тем временем рядом с шофером занял свое место старший конвоя. Завели машину, развернули ее и выехали со двора. Проезжая мимо нас, Давкуй громко сказал на родном языке: «Всего доброго тебе, Чикола. Прощай! На этот раз больше не увидимся».
После этих слов в толпе послышались рыдания.
Для семьи ссыльного началась трудная жизнь. Где только ни жили, что только ни испытали, куда только дети «врага народа» ни поступали учиться и откуда только их ни выгоняли. К сорок первому семья была разбросана чуть ли не по всему Союзу. Однако, когда началась Великая Отечественная, сыновья Давкуя, забыв все обиды и унижения, пошли наравне со многими воевать «с фашистской силой темною, с проклятою ордой». Сыновья, все четверо, защищая Отечество, погибли смертью храбрых в годы войны, а мать скончалась в начале семидесятых.
В настоящее время из когда-то большой дружной семьи осталась одна старшая дочь Амина, вдова погибшего воина в Отечественной войне. У Давкуя Дударикоевича в итоге не осталось ни сына, ни наследников как со стороны сыновей, так и дочерей. Без своего собственного угла оказалась 80-летняя Амина.
Шли годы, взрослели дети, менялись времена. Внучатый племянник Давкуя Дударикоевича окончил Академию бронетанковых войск. Прибыв на новое место службы, написал письмо родным, указав, естественно, обратный адрес: Свердловская область, Камышловский район… Оказалось, для матери и тети Камышлов заочно давно знаком. Здесь прошли в ссылке последние годы жизни Давкуя, там он и захоронен. В письме они просили съездить в Камышлов и посетить могилу дорогого для них человека.
Давкуй был на поселении в одном из старейших городов Урала — Камышлове, который более чем на полстолетия старше Свердловска, Нижнего Тагила и многих других горнозаводских центров Свердловской области.
В те голодные 30-е годы несытно жилось всем, не говоря уже о гонимых детях «врагов народа». Но всей родней — как говорится, с миру по нитке — собрали, что могли, и отправили к Давкую старшего из четырех сыновей, Георгия. В Камышлове он застал отца уже совсем ослабленным. Георгий устроился на работу, чтобы как-то помочь отцу, поднять его на ноги. Но увы… День ото дня ему становилось все хуже.
Похороны были очень скромными. Так бесславно и горько закончилась жизнь человека, который удивлял своим мужеством, верой и правдой служил Отечеству.
Доброе имя Давкуя Дударикоевича Медоева публично было восстановлено лишь 10 ноября 1990 года, когда опубликовали в газете «Социалистическая Осетия» списки безвинных жертв первых массовых репрессий.
Автор: Zilaxar Рубрика: История Метки: Аузби Зураев, Давкуй Медоев, коллективизация, репрессии, Хадзимет Медоев