Легендарная полемика между Артуром Цуциевым и Валерием Тишковым на площадке сайта Gradus.pro.
***
КАРТА «ИНГУШЕТИЯ: ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В 1931-1957»
АРТУР ЦУЦИЕВ:
В серии «Народы и культуры», издаваемой Институтом этнологии и антропологии РАН, вышел в свет том «Ингуши». Поздравляю всех коллег с изданием, с которым всем будет интересно познакомиться. Не имея пока самой книги, я уже получил к сведению один из сопровождающих его картографических продуктов. Пользуюсь скромной возможностью оценить карту, — пока без знакомства с текстом самого издания.
Понятно, что авторы-составители тома из Ингушетии пожелали указать в издании территорию, которая входила некогда в состав Ингушской автономии, а затем и Чечено-Ингушской автономии. Прежде всего, речь идет, конечно, о части Пригородного района. Московские редакторы, видимо, согласились с настоятельной просьбой — в итоге имеем «карту Степанова».
И здесь есть два разных вопроса: (а) сам смысл размещения такой карты в академическом издании; и (б) качество, корректность карты.
Начну со второго вопроса, чтобы был понятен ответ на первый.
По конкретным фрагментам:
На карте Степанова указано: «1. Земли, переданные Моздокскому району в 1931 году». В действительности эта территория не входила в состав Ингушетии, ни до 1931 года, ни когда-либо ранее. Этот фрагмент — часть Курпского района Кабардино-Балкарской АССР до 1944 года и к Ингушетии отношения не имеет.
Далее, на карте Степанова указано: «2. Земли Пригородной зоны и г. Орджоникидзе, переданные СО АССР в 1933 году». («Академической» аккуратности ради, — АССР образованы здесь только в 1936 году).
В действительности никакая из частей города Орджоникидзе не входила в состав Ингушетии в 1933 году, чтобы «быть переданной». Город никогда не был разделен, ни по Тереку (как в карте Степанова), ни как-либо иначе. Это исторический миф о том, что «левый берег города входил в Северную Осетию, а правый — в Ингушетию». И В.В. Степанов своей картографической поделкой сей миф решается «авторитетно» поддержать. В реальности статус города Орджоникидзе 1933 году – «город краевого подчинения», территория которого на правах отдельного округа не входила ни в состав Северо-Осетинской АО, ни Ингушской АО. Город был целиком передан в состав Северо-Осетинской АО в 1933 году, но вовсе не «из состава Ингушетии», как можно понять из карты.
Я не буду обсуждать здесь политическую линию, которая стояла за таким изменением в 1933 году и то, что такое изменение не было единственным и изолированным событием в советской политической истории Северного Кавказа. Здесь я говорю лишь о «карте Степанова»: она есть фальсификат, на который теперь как на «документ» — с грифом и печатью от Института этнологии и антропологии РАН — будут ссылаться многие поколения историков, полагающих, что их случай исключительный. Они будут теперь с новой, «академической» основательностью сообщать своей аудитории о «принадлежности правобережной Владикавказа Ингушетии до 1933 года». Это будет очень помогать осетино-ингушским отношениям.
Дальше по этому фрагменту: кроме самого города есть еще два разных участка, которые проходят на карте без их различения под цифрой 2. Часть территории, ныне подчиненной Владикавказской АМС (села Балта-Редант) к югу от самого города, действительно входила в состав Ингушской АО с 1924 по 1944 год. Здесь также неверно указывать «передана в 1933».
Дальше по фрагменту: еще одна часть из указанной территории под цифрой 2 (Ларс-Чми) к югу от города на границе с Грузией также не была «передана в 1933 году». Эта часть никогда не входила в состав Ингушской АО ни до 1933 года, ни после. Здесь еще один эпизод — маленькой, но все же фальсификации, созданной на высоком уровне Института этнологии и антропологии РАН.
Далее на карте Степанова указано: «3. Земли Малгобекского района, переданные в состав Северной Осетии в 1957 году».
Верно, земли входили в состав Ингушетии, но включены в состав Северной Осетии не в 1957, а 1944 году. Что касается маленького фрагмента на северо-востоке — он не был в Ингушетии, а был частью Сунженского казачьего округа, а затем — Чеченской АО, куда этот округ был включен в 1929 году. Малость этого фрагмента, тем не менее, позволяет сказать, откуда Степанов взял материал для своей карты — это вовсе не подлинные документы, а газетные публикации некоторых ингушских авторов времен 1991-1992 года.
Наконец, на карте Степанова указано: «4. Земли Пригородного района», переданные СО АССР в 1957 году» (в действительности — переданы СО АССР в 1944 году, после выселения ингушей).
Вот для этого, собственно, карта и помещена. В этом ее смысл: она напоминает и питает болезненную историческую травму ингушей, связанную с депортацией 1944 года. Травму, связанную с тем, что эта территория стала и уже 70 лет остается частью Северной Осетии. Болезненность травмы сохраняется и будет долго препятствовать пониманию того, что данная территория уже не будет прежней («до 1944 года») и что она уже давно стала общей родиной — и ингушей, и осетин, десятки тысяч которых здесь родились и выросли после 1944 года. Не скажу здесь, что и осетины хорошо понимают, что это и ингушская родина тоже.
«Этническая родина», — осетинская ли, ингушская, любая другая — она далеко не всегда имеет устраивающие всех границы. Эти границы зачастую вообще не имеют характера разделительной линии, — линии, разделяющей на «хозяев» и «гостей», на «наше» и «ваше». И когда начинаются ученые определения «самых справедливых границ», а затем еще политические требования о том, чтобы сопроводить эту «историческую справедливость» административно-политической линией — за этими усилиями ясно видна претензия на исключительность коллективных прав на эту общую родину. Оба народа имеют дело именно с этим явлением, и обоим рано или поздно предстоит преодолеть синдром исключительных прав на часть общей для них родины.
И вот такая болезненная тема затрагивается эдаким образом в научном, этнографическом издании. Зачем? Зачем здесь этот политизированный продукт с нагромождением симптоматических ошибок? Чтобы сказать — «без Пригородного никак», «без возобновления территориального вопроса — будущее Ингушетии невозможно», «исконные земли, под осетинской оккупацией»?
Данная картографическая поделка вновь «академически» науськивает ингушей на осетин. Если бы продукт появился в Назрани, можно было бы понять. Нахождение его в издании Института этнологии — стоит удивления. Хотелось бы узнать у уважаемых мною людей — а что, Валерий Александрович, может вы полагаете, что этот болезненный осетино-ингушский сюжет недостаточно подогрет в настоящее время? И надо еще походя угольков подбросить?
А потом мы будем читать в вашем поучающем историков-провинциалов тексте о том, как же все-таки плохо, как глупо, когда они своими писаниями питают исторические травмы, бередят и оживляют старые раны… Валерий Александрович, может уже достаточно сделано ошибок и глупостей и в политике, и на бытовом, человеческом уровнях, чтобы делать новые — на уровне академическом? Или академические провокации остаются в репертуаре конструктивистского, «творческого символического действия»?
Тогда, может быть Институт этнологии и антропологии РАН продолжит, разовьет этот интересный опыт и прецедент из тома «Ингуши»: и станет помещать в каждом томе серии «Народы и культуры» карту с указанием «отторгнутых» и «переданных» территорий? Чего же такая избирательность? Прекрасно смотрелись бы карты «переданных земель» в томе «Калмыки» (привет астраханцам); карта «переданных земель» с Сочи и Красной Поляной — в томе «Абхазы»; карта «отторгнутых земель» от Азовского до Каспийского моря, от тех же Сочей и Анапы до Сунжи — в томе «Адыги». Вряд ли только поместится — придется делать большущий вкладыш. Замечательно бы смотрелась в томе «Чеченцы» детальная карта Ауха и сети чеченских хуторов на Терско-Сулакской равнине аж почти до Каспия. Обязательно надо было бы включить в данный том и карту Сунженского округа, «переданного в состав Ингушетии». Это бы так освежило историческую память и ой как академически «помогло» двум вайнахским народам в их внутрисемейных делах. Увы, карта не присутствует. Странно, что и «Народы Дагестана» как-то обошлись без карты аварских, цахурских и лезгинских территорий, «переданных» Азербайджану. А что, том «Финны» — будут ли снабжены картой Ингерманландии, с «переданными Ленинградской области» территориями и «приютом убогого чухонца»? Да и осетины нашли бы кому нарисовать — по Вахушту — «там, где была прежняя Овсети». И, наконец, где же карта русских «переданных земель» в томе «Русские»? Сейчас была бы очень кстати для нашей текущей федеральной политической повестки. Вот была бы помощь от Института этнологии…
Или для всех таких гипотетических изысков в Институте этнологии нет агрессивного заказчика, уверенного в исключительности своего случая?
Артур Цуциев,
29 апреля 2014 г.
Публикация на Gradus.pro заметки Артура Цуциева о карте, опубликованной в томе «Ингуши« в серии «Народы и культуры», издаваемой Институтом этнологии и антропологии РАН, вызвала торопливую реакцию редактора этого тома и всей серии академика Валерия Тишкова, которая буквально спустя два дня появилась на сайте Института этнологии и антропологии РАН.
Стоит отметить, что Артур Цуциев оценивал опубликованную в академическом издании карту, тогда как его коллега Валерий Тишков выстроил свой ответ большей частью на личности и научной деятельности автора рецензии. Редакция сайта обратилась за комментариями по поводу «ответа Тишкова» к Артуру Цуциеву. Предлагаем читателям продолжение контурного спора: текст ответа Валерия Тишкова и ответный комментарий Артура Цуциева.
***
ВАЛЕРИЙ ТИШКОВ:
— Артур Цуциев опубликовал в интернете свой критический комментарий на фрагмент одной из карт советского периода, на которой были обозначены территориальные изменения, касающиеся Чечено-Ингушетии и Северной Осетии.
Эта карта опубликована в томе «Ингуши», который издан в 2013 г. в издательстве «Наука» Институтом этнологии и антропологии РАН и Ингушским государственным университетом под редакцией М. Албогачиевой, А. Мартазанова и Л. Соловьевой.
Как и все предыдущие 22 тома серии «Народы и культуры», включая тома «Осетины» и «Чеченцы», этот труд подготовлен представителями гуманитарной науки из среды того народа, которому посвящен данный том.
Это, конечно, отражает доминирующий в той или иной национальной историко-этнографической школе взгляд на историю и этнографию своего народа. ИЭА РАН и его редакторы (серии и отдельного тома) обеспечивают общий формат издания, его должный теоретико-методологический уровень. В качестве авторов глав ученые ИЭА РАН выступают в тех случаях, когда среди «местных» ученых нет специалистов или им сложно объективно осветить ту или иную проблему.
В томе «Ингуши», в частности, мне пришлось написать по теме ингушско-осетинского конфликта собственный текст вместо представленного первоначально другим автором. Серьезные коррективы были внесены нами и в некоторые трактовки происхождения ингушей и территориальных сюжетов. В целом том «Ингуши», который автор комментариев Цуциев даже и не видел, представляет собой фундаментальный труд — самое полное и научное изложение истории и культуры одного из крупных и автохтонных народов России с драматической судьбой и с бесспорными достижениями. Мы очень рады выходу в свет этого труда и уверены, что он будет встречен позитивно научной общественностью, а также и в самой Ингушетии.
Что касается показанных на карте территориальных изменений, то они никак не трактуются как «ингушские» или «осетинские» этнические территории или земли. Тем более что эти изменения относятся к 1930-м гг. прошлого века. Если бы мы знали, что найдется такой критик, как Цуциев, который занимается всю свою карьеру этнокартографическими картинками, к реальности смешанного проживания населения не имеющими отношения, я бы как редактор серии не стал включать этот картографический фрагмент в иллюстративный материал тома, хотя он и отражает мнение коллег из Ингушетии — мнение, которое мы должны уважать.
Удивительно, что Цуциев, имея давние контакты с нашим институтом, и сам представлявший нам свои картографические работы для предыдущего, ныне опубликованного тома «Осетины» (и получавший от нас консультации для улучшения своего материала, дабы публикация его карт не обострила обстановку на Кавказе), на сей раз даже не обратился к нам.
Тон, в котором написан данный комментарий и будучи представленным в интернете как «фальсификация с целью науськивания» одного народа против другого, — все это не делает чести ученому-гуманитарию. Можно вспомнить изданные А. Цуциевым собственные работы, в том числе книгу об ингушско-осетинском конфликте.
На основе подобных научных работ в северо-осетинских школьных учебниках и популярных текстах до сих пор пишут об «ингушской агрессии» и о «невозможности совместного проживания ингушей и осетин». Вот где действительно необходимо демонтировать намеренное «науськивание».
АРТУР ЦУЦИЕВ:
— С большим уважением отношусь к Валерию Александровичу Тишкову, — именно поэтому, собственно, я и обращался к нему в своей «рецензии» на карту из тома «Ингуши» в серии, выходящей под его редакцией. И именно поэтому я все же отвечу коротко на его «ответный комментарий». Всего будет три тезиса:
1. Сначала вынужден оправдаться. Вы упоминаете мою книгу об осетино-ингушском конфликте и даете ей некую оценку. Я и тогда, в той работе 1997 года, и сейчас, в своей рецензии на «вашу» карту 2013 года, исхожу из убеждения в исторической общности родины для осетин и ингушей на территориях их совместного проживания. И в той книге, и в моей нынешней «рецензии» эта мысль выражена ясным русским текстом. Вы же мне вменяете то, что якобы я обосновываю принцип «невозможности совместного проживания». Это просто напраслина какая-то, что сказать? Просто вздор — приписать человеку то, что он никогда не говорил.
Разве из моего убеждения, что есть общая родина для осетин и ингушей, следует написание «в северо-осетинских школьных учебниках о невозможности совместного проживания»? Где, в чьем учебнике это написано? Разве это честно? Это все равно, что если бы я сказал, что из карты «под редакцией Тишкова» следует написание книжек типа «Осетинская чума на ингушской земле» (Назрань, 2012).
Показательно, что Ваш наводящий «тень на плетень» ответ размещен на сайте организации «Мехк-Кхел» — именно той самой организации, которая давно и целенаправленно занимается разжиганием ненависти к Осетии и осетинам, и из недр которой вышла книжка с таким характерным нацистским названием. Хорошие же у Вас поклонники обозначились!
Да, я против территориальных изменений именно потому, что таковые изменения в принципе сделают восстановление общей родины менее вероятным, если не невозможным вообще. Территориальные требования к Северной Осетии только ожесточают в республике фобии и сохраняют для ингушей существование в режиме нежелательных соседей. Разве не ясно, что никуда осетины отсюда не уйдут, и если их будут донимать претензиями — ничего хорошего из всей этой истории не выйдет? И я задался в своей рецензии вопросом — зачем Вы питаете — вольно или невольно — иллюзии, связанные с территориальными требованиями, зачем провоцируете?
2. Вы написали, что карта была опубликована в Вашем издании, потому что «нужно уважать мнение ингушских коллег». Но я написал о факте, а вовсе не о мнении. И этот «медицинский» факт продолжает состоять в следующем: карта из академического издания, под редакцией академика В.А. Тишкова, из которой (из карты) следует, что правобережная часть города Орджоникидзе до 1933 года относилась к Ингушетии, является фальсификацией реального положения дел. Взяли скан карты из простого атласа СССР, дорисовали поверх изображения несуществующую границу и поместили «творчество» в издание. «Академический» подход, что и говорить.
3. Я очень ценю, что вы все же сожалеете о публикации этого фальсификата, хотя и признано сие «через не могу» и в сопровождении аргументов типа «рецензент, хотя и прав, но сам он — законченный дурак». Польщен, что вы следите за моей несуществующей «карьерой», в течение которой я занимаюсь «этнокартографическими картинками». Некоторые из них многие годы были размещены или, не знаю, даже висят еще где-то на сайте вашего института. Не по Вашей ли просьбе?
И, наконец, по поводу Ваших замечаний о моих «картинках» к изданию «Осетины» под вашей редакцией: Вы написали, что «Цуциеву были даны консультации для улучшения его материала, дабы публикация его карт не обострила обстановку на Кавказе».
Да, мне было сделано 2 (два) замечания вашими сотрудниками.
Замечание 1: Нельзя ли сделать карты черно-белыми? Ответ был — «делайте тогда сами». И вот я до сих пор уверен, что корректная карта никак не может «обострить обстановку на Кавказе», даже если она цветная, а не черно-белая.
Замечание 2: Нельзя ли убрать Южную Осетию? Ответ был — «нет, нельзя убрать Южную Осетию, — потому что она есть».
Республика Южная Осетия была изображена мной по состоявшемуся факту — как признанная другим государством — Российской Федерацией. Так что никакие из ваших замечаний я не учел и учесть не мог. Спасибо, что Вы меня поняли, и что карты остались именно такими, какими они и были мной изначально сделаны. Ничего я не менял, и ни о каких «консультациях» не слышал. Могу сам проконсультировать, если нужно.
Другое дело, что Вы не включили в том «Осетины» написанную мной главу «О политических событиях в Осетии в 1990-2000-е годы». Замечание было то же самое — «убрать упоминание Южной Осетии». И мой ответ был такой же — «нельзя убрать». Ее нельзя убрать, уважаемый Валерий Александрович. Она существует. Ну не включили Вы эту главу, так и ладно. И здесь уже мне надлежало понять специфику корректного этнографического издания, объективно ограниченного в деликатных, политически болезненных вопросах. Но вот увидел карту в томе «Ингуши» и стал сомневаться в этой самой корректности.