Данная статья представляет собой главу, написанную Ар. А. Цуциевым для коллективной монографии «Осетины» (2012) серии «Народы и культуры» (под общей редакцией В. А. Тишкова), выходящей под сенью ИЭА РАН. По неизвестный причине, она не была включена в том. С разрешения автора, мы публикуем ранее нигде не печатавшуюся главу.
Важнейшие политические события в Осетии на рубеже XX–XXI веков напрямую связаны с последствиями кризиса и последующего разрушения СССР, противоречивыми процессами становления новых постсоветских государств — Российской Федерации (с входящей в нее Северной Осетией) и Грузии (с границами, включающими к 1991 году Южную Осетию).
Еще в 1988—89 годах в Грузинской ССР формируется общественно-политическое движение за выход из состава СССР и построение независимого национального государства. Данное движение объединило широкий политический спектр грузинского общества в определении приоритетов национально-государственного развития республики. Склоняясь к радикальному, националистическому варианту такого развития, часть лидеров движения (Гамсахурдиа и др.) выступила с требованиями об ограничении прав национальных меньшинств в Грузии и ликвидации автономий, существующих в составе ГССР. С осени 1988 года в Грузии разворачивается пропагандистская кампания, которая сопровождается первыми публичными акциями в поддержку этих требований. В начале апреля 1989 года во многих городах республики силами грузинских общественно-политических организаций проводятся массовые митинги «по абхазскому вопросу». 9 апреля 1989 года руководство СССР и ГССР санкционирует разгон многотысячного митинга в Тбилиси с привлечением внутренних войск МВД СССР. Следствием этих событий, сопровождавшихся гибелью людей, становится значительная радикализация политических настроений в Грузии, окончательное обрушение авторитета республиканских партийно-советских институтов. В этой обстановке официальные власти еще советской Грузии начинают следовать в своей политике в отношении меньшинств тем принципиальным ориентирам, которые были фактически определены лозунгами грузинского националистического «неформалитета».
В частности, уже в 1989 году обозначились признаки официальной поддержки требований об упразднении Юго-Осетинской автономной области (ЮОАО) со стороны республиканских властей ГССР. Так, в связи с предстоящим истечением срока полномочий действующего Областного совета народных депутатов ЮОАО, депутаты Облсовета Южной Осетии обратились в Верховный Совет ГССР с процедурным запросом о назначении даты проведения выборов депутатов нового созыва. Однако запрос был проигнорирован, тем самым ВС ГССР определил свою политическую линию на срыв легитимной процедуры, обеспечивающей формирование высшего представительного органа власти в ЮОАО.
В августе 1989 в грузинской республиканской печати публикуется проект «Государственной программы развития грузинского языка». Проект нацеливается, как было заявлено, на «обеспечение конституционного статуса грузинского языка во всех партийных, советских, административных, научно-учебных, хозяйственных учреждениях и предприятиях, общественных организациях Грузинской Советской Социалистической Республики» (Заря Востока, № 197, 25 августа 1989 г.). Вместе с тем, проект вызывает серьезную озабоченность в Абхазии и Южной Осетии в связи с игнорированием в нем правовых вопросов, касающихся гарантий функционирования абхазского и осетинского языков.
В сентябре 1989 г. принимается постановление Юго-Осетинского обкома компартии Грузии и исполкома Облсовета ЮОАО «О государственной программе развития осетинского языка». Фактически к республиканским властям Грузии обращен призыв внести поправки в принятые законодательные акты Грузии, в том числе, связанные с обеспечением гарантий функционирования осетинского языка. Однако к этому времени партийно-советские власти Грузии уже не воспринимают подобные призывы из Южной Осетии в качестве значимого фактора в определении дальнейшей судьбы автономии. Под давлением радикальной оппозиции грузинская партийно-советская элита все более склоняется к принятию односторонних решений, фактически игнорирующих интересы населения автономий и национальных меньшинств в Грузии. Непродуманные меры начинают простираться дальше вопросов языковой политики и статуса языка национальных меньшинств в этой союзной республике. 20 сентября 1989 года в официальных печатных органах Грузии публикуется проект законов ГССР «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) ГССР», касающиеся избирательного законодательства (в которых были урезаны права ЮОАО в части изменения границ ее территории, районного деления, лишения права законодательной инициативы, права вето и т.д.).
Нарастающие политико-правовые противоречия между двумя уровнями власти — союзной республики и автономной области — касаются центрального вопроса, связанного не только с распределением между ними полномочий, но определения перспектив национально-государственного развития и самой субъектности такого развития. Эти противоречия разворачиваются на фоне усиливающейся в Грузии националистической пропаганды, причем — не только в «неформальной» печати, но и в академических изданиях, нацеленных на историко-идеологическое обоснование тезиса о «неправомочности Южной Осетии как таковой» (Санакоев, 2004).
Негативно оценивая обозначившиеся конституционные и, шире, политические перспективы Грузии и стремясь укрепить статус автономии, чрезвычайная сессия депутатов Облсовета ЮОАО 10 ноября 1989 года обращается в ВС ГССР с просьбой рассмотреть решение о преобразовании автономной области в автономную республику в составе Грузинской ССР (Конфликты, 2008. С. 181). На этой же сессии Облсовет ЮОАО принимает правовые акты, направленные на придание осетинскому языку статуса государственного на территории области. В свою очередь, ВС ГССР, отвергнув меры по повышению и закреплению статуса автономии в составе Грузии, выносит 16 ноября официальные решения, фактически положившие начало упразднению автономии как таковой. Создается комиссия ВС ГССР «по изучению вопросов, связанных со статусом Юго-Осетинской АО» (Ведомости, 1989, № 11), назначение которой, как покажут дальнейшие события, состояло в подготовке итогового законодательного акта о ликвидации автономной области.
Усугубляющиеся противоречия между двумя уровнями власти разворачиваются на фоне первых значительных акций, направленных на демонстрацию силы со стороны грузинского «неформалитета». 23 ноября 1989 года объединение политических партий и общественных движений Грузии во главе с З. Гамсахурдиа организует «общегрузинский поход на Цхинвали» с целью проведения там митинга в поддержку требований об упразднении Южной Осетии. (С ноября 1989 года сам термин Южная Осетия в грузинском политическом лексиконе употребляется только с приставкой «так называемая». Вместо термина Южная Осетия вводится в оборот термин Самачабло (феодальный домен Мачабели), а также Шида Картли (Внутренняя Карталиния). Историческая некорректность обоих терминов в их применении к общей территории Южной Осетии заставит власти Грузии использовать впоследствии новое понятие — Цхинвальский регион).
Вступлению в Цхинвал этой колонны, численностью не менее 12—15 тыс. чел. (Bloodshed, 1992, P. 7), воспрепятствовала значительная группа местных жителей, установившая свой пикет непосредственно на въезде в город. Подразделение внутренних войск МВД СССР смогло в критический момент разделить две группы митингующих. И хотя колонна из Тбилиси не смогла войти в Цхинвал, демонстрация силы со стороны грузинских общественно-политических объединений выразилась в рассредоточении митингующих по окружающим Цхинвал селам, выставлении ими первых пикетов, блокирующих город, в развертывании массовой практики запугивания осетинского населения. Именно в эти и последующие дни сформировалась так называемая зона конфликта, а на участке Транскама, проходящем через грузинские села к северу от Цхинвала, произошли первые убийства осетин на этнической почве. Осенью-зимой 1989—1990 года появляются первые осетинские беженцы из внутренних районов Грузии и преимущественно грузинских сел Южной Осетии.
Все эти события способствовали радикализации политических настроений в Южной Осетии, укреплению здесь убежденности в том, что само сохранение автономии не может быть осуществлено в режиме конституционно-правового взаимодействия с органами власти Грузии, избравшими курс на выход из состава Советского союзного государства и ликвидацию автономии Южной Осетии (как опирающейся на конституцию этого государства). В течение 1990 года происходят события, подтверждающие эти опасения. В марте 1990 года Верховный Совет Грузинской ССР объявляет «незаконным и недействительным Союзный договор между ССР Грузии и РСФСР от 21 марта 1921 года», требует от союзного центра «начать переговоры о восстановлении независимого Грузинского государства» (Конфликты. С. 24—26).
Возникшая реальная перспектива отделения ряда союзных республик (в том числе и Грузии) от СССР заставляет союзные власти предпринять ряд политико-правовых шагов, направленных на затруднение такого выхода (или, иначе оценивая эти шаги, — на более четкую правовую артикуляцию самой процедуры выхода, ставшую формой вынужденного правового компромисса между уже конфликтующими проектами самоопределения в ряде союзных республик). Закон СССР от 3 апреля 1990 года «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР» гласил, в частности, что (ст. 5) «В союзной республике, имеющей в своем составе автономные республики, автономные области и автономные округа, референдум [о выходе союзной республики из СССР] проводится отдельно по каждой автономии. За народами автономных республик и автономных образований сохраняется право на самостоятельное решение вопроса о пребывании в Союзе ССР или в выходящей союзной республике, а также на постановку вопроса о своем государственно-правовом статусе» (Конфликты. С. 229).
В свою очередь Верховный Совет Грузинской ССР в июне 1990 года постановляет признать «незаконными юридические акты, принятые после советизации Грузии в 1921 г.» (Конфликты. С. 26). Данным решением Грузия фактически ликвидирует правовую базу самого существования Юго-Осетинской автономной области, созданной в качестве административно-территориальной формы самоопределения народа Южной Осетии одним из советских конституционных актов в 1922 году (Декрет № 2 Всегрузинского Центрального исполнительного комитета, 1922. ЦГАНИ Грузии, ф. 607, оп. 1, д. 754, л. 4.). В ответ на эти шаги Облсовет Южной Осетии принимает 20 сентября 1990 года декларацию «о самоопределении Южной Осетии в составе СССР в качестве республики» и объявляет о сохранении действия Конституции СССР на своей территории (Конфликты. С. 181—186). Назначаются выборы в новую высшую представительную ассамблею Республики Южная Осетия (официальное название республики включает теперь и обозначение государственной принадлежности и политической системы республики, то есть — советская и демократическая).
В октябре 1990 года абсолютное большинство населения Южной Осетии и местные органы власти бойкотируют участие в парламентских выборах в Грузии, приведших к власти в этой республике лидеров националистического движения (Гамсахурдиа становится председателем Парламента Грузии, а грузинский «неформалитет» вливается в официальную власть). А 9 декабря 1990 года в Южной Осетии проводятся первые самостоятельно организованные парламентские выборы, которые формируют Верховный Совет РЮО, преемствующий высшую представительную власть в Южной Осетии у бывшего Облсовета народных депутатов ЮОАО. На первой сессии ВС РЮО ее председателем избирается Т. Кулумбегов. В свою очередь ВС Республики Грузия, используя эти выборы как удобный повод, принимает 11 декабря 1990 года «Закон Республики Грузия об упразднении Юго-Осетинской АО». Данные решения окончательно разрушают единое правовое поле, в котором сосуществовали Южная Осетия и Грузия. Представительные и исполнительные органы власти Грузии уже полностью контролируются сторонниками Гамсахурдиа, который в течение ближайших недель делает последние шаги к развязыванию войны в Южной Осетии.
12 декабря 1990 года республиканские власти Грузии, минуя еще легитимные союзные власти, вводят режим «чрезвычайного положения» на территории Южной Осетии. В течение декабря 1990 официально создаются самостоятельные вооруженные силы Грузии (т. н. «Внутренние войска — Национальная гвардия Грузии»), не подчиняющиеся союзным силовым ведомствам. Переход политико-правового конфликта вокруг Южной Осетии в вооруженный конфликт прямо инициируется в ночь на 6 января 1991 года, когда силы новоучрежденной «Национальной гвардии Грузии» (состоящий из сил МВД Грузии, вооруженных отрядов грузинских политических партий) входят в Цхинвал. В городе грузинскими формированиями совершаются целенаправленные акты вандализма и террора против гражданского населения.
Союзные власти в Москве стремятся стабилизировать ситуацию. 7 января 1991 года Президент СССР М. Горбачев издает указ «О некоторых законодательных актах, принятых в декабре 1990 года Грузинской ССР», который в частности гласит: «…любое решение об изменении статуса автономных образований, исходя из положений п. 1 ст. 73, п. 2 ст. 108 Конституции СССР и п. 2 ст. 6 Закона СССР от 26.04.1990 г. „О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации“ , приобретает юридическую силу только после его утверждения высшими органами государственной власти СССР. Между тем установленный Конституцией СССР и законами СССР порядок решения вопросов об изменении статуса автономных образований Верховным Советом Грузинской ССР соблюден не был… …На основании п.п. 1 и 2 ст. 127 Конституции СССР постановляю: 1. В соответствии с Конституцией СССР и Законом СССР от 24 октября 1990 г. „Об обеспечении действия законов и иных актов законодательства Союза ССР“ не имеют юридической силы с момента принятия и не подлежат исполнению государственными и общественными органами, предприятиями, учреждениями, организациями и гражданами положения названных в настоящем указе актов, принятых органами власти Грузинской СССР и находящейся в составе Юго-Осетинской автономной области, противоречащие законодательству Союза ССР…» (К союзу суверенных народов… 1991. С. 409—411). Указ также предписывал «вывести в трехдневный срок с территории Юго-Осетинской автономной области все вооруженные формирования за исключением внутренних войск МВД СССР».
Предпринимаемые меры оказались запоздавшими: в Цхинвале уже развернулись вооруженные столкновения между отрядами грузинских политических партий и силами МВД Грузии с одной стороны и разрозненными группами местных жителей и сотрудниками югоосетинской милиции, с другой. Фактически в городе начинается партизанская война, которая вынуждает Тбилиси вывести свои формирования из Цхинвала в прилегающие к нему с трех сторон грузинские села. В течение зимы — весны 1991 года Цхинвал и осетинские села, расположенные по периметру границы Южной Осетии, а также в Горийском, Каспском, Карельском, Хашурском и Боржомском районах Грузии, подвергаются нападениями грузинских формирований. В ходе этих первых месяцев войны — десятки сел сожжены, сотни человек убиты или пропали без вести. Более 50 тысяч осетин вынуждены покинуть свои села и искать убежище на территории России (главным образом в Северной Осетии).
На фоне продолжающихся боев в Южной Осетии, 17 марта 1991 года в СССР проходит общесоюзный референдум о сохранении государства. Официальный Тбилиси бойкотирует его проведение на территории Грузии и вместо него организует собственный референдум 26 марта 1991 года, по результатам которого 9 апреля провозглашает восстановление независимости Грузии и отделение от Советского Союза. В это же время власти Южной Осетии, опираясь на результаты проведенного на ее территории общесоюзного референдума и на все еще действующее советское законодательство (в частности, на упомянутый выше Закон СССР от 3 апреля 1990 года «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР»), объявляют о сохранении действия советской конституции и статусе Южной Осетии в составе СССР в качестве союзной республики.
В течение 1991 года в новейшей истории Осетии произойдут события, которые впервые разделят ее Север и Юг уже не административной, но международно-признанной государственной границей. Одновременно будут развиваться процессы, обеспечившие фактическое сохранение единого политического пространства Северной и Южной Осетии. В декабре 1991 года СССР прекратил свое существование. Республика Южная Осетия, оказалась в международно-правовом вакууме: исчезло само государство, частью которого она являлась. 21 декабря 1991 года Верховный Совет Южной Осетии вынужден принимать Декларацию о государственном суверенитете, а спустя месяц 19 января 1992 года в республике проводится референдум о независимости и присоединении к России. Однако результаты референдума не признаются ни Грузией, ни Россией, оставляя Южную Осетию не только с «подвешенным политико-правовым статусом», но — самое главное — в номинальных границах бывшей Грузинской ССР, ставшей независимым государством. (Границы союзных республик обрели статус межгосударственных в декабре 1991 года с упразднением СССР и подписанием Алма-Атинской декларации, гласящей, в том числе, о «признании и уважении [бывшими союзными республиками] территориальной целостности друг друга и нерушимости существующих границ»).
Этот международно-правовой сдвиг в статусе Южной Осетии сопровождается ужесточением военного давления со стороны Грузии. Ликвидация политико-правового «зонтика», каким было советское государство, было воспринято в Тбилиси как обретение большей свободы рук в отношении Южной Осетии. Внутриполитический кризис в Грузии, военный переворот и переход власти в этой стране от Гамсахурдиа к Шеварднадзе (в январе — феврале 1992) не привел к прекращению войны в Южной Осетии. Напротив, с марта 1992 года интенсивность обстрелов Цхинвала и активность грузинских формирований в Южной Осетии только возрастает. Под этим давлением нарастает поток беженцев, направляющихся из Южной Осетии в Северную. 20 апреля 1992 года на одну из автоколонн беженцев на объездной Зарской дороге осуществляется нападение грузинской вооруженной группой из сел анклава Кехви-Тамарашени. В результате нападения были убиты 36 человек. Это событие резко усиливает напряженность в Северной Осетии, на территории которой уже находятся около 80 тыс. беженцев из внутренних районов Грузии и Южной Осетии. 29 мая 1992 года, в очевидной связи с происшедшими событиями на Зарской дороге, ВС РЮО провозглашает Акт о государственной независимости Республики Южной Осетии. К органам власти России и Северной Осетии обращаются требования о срочном принятии мер по защите населения Южной Осетии. В последовавшие месяцы российское руководство активизирует свои внешнеполитические усилия, направленные на достижение договоренностей с грузинской стороной о прекращении вооруженного конфликта в Южной Осетии и начале процесса урегулирования.
Вооруженное противостояние было остановлено в июле 1992 года, когда, в соответствии с Сочинскими соглашениями от 24 июня 1992 между Россией и Грузией, на территорию бывшей автономии введены Смешанные силы по поддержанию мира (ССПМ), состоящие из российского, грузинского и осетинского миротворческих батальонов (Дипломатический Вестник, 1992. № 13—14. С. 31). В соответствии с Сочинскими соглашениями создана зона ответственности ССПМ, включающая приграничные части территории Южной Осетии и Грузии, и подлежащая демилитаризации. Батальоны ССПМ под объединенным командованием размещены в своих секторах ответственности, география которых в значительной степени совпадает с зонами контроля югоосетинской и грузинской сторон ко времени подписания соглашений. В свою очередь, эти зоны контроля в значительной степени совпадают с географией численного преобладания осетин и грузин в Южной Осетии еще до вооруженной фазы конфликта 1991—1992 годов. Массовый исход по этническому признаку коснулся только осетинских сел в собственно Грузии. География зон контроля представляет собой «слоеный пирог», где полосы/анклавы грузинского и осетинского контроля соседствуют и чередуют друг друга. Осетинская администрация (власти Республики Южная Осетия) осуществляет функции управления в секторах ответственности российского и осетинского батальонов ССПМ, грузинская администрация – в секторе ответственности грузинского батальона ССПМ.
Сложившаяся в последующие десять лет (1993—2003) практика координации между структурами власти осуществляется как непосредственно между сторонами в конфликте (Грузией и Южной Осетией), так и через Смешанную контрольную комиссию (СКК), созданную в рамках Сочинских соглашений и включающую, помимо грузинского и юго-осетинского представительства, российское и североосетинское. СКК выступает инструментом для координации усилий правоохранительных ведомств Грузии и Южной Осетии, развертывания мер социально-экономической реабилитации зоны конфликта и возвращения беженцев. Важной функцией СКК является выполнение ею роли «площадки» для переговорного процесса, где стороны конфликта, при посредничестве России и при участии ОБСЕ и СЕ, стремятся согласовывать свои шаги на пути к урегулированию и постконфликтному восстановлению.
В сентябре 1993 председателем ВС РЮО избран Л. Чибиров, который, спустя три года побеждает и на первых президентских выборах в Южной Осетии. Общая ситуация в зоне конфликта существенно стабилизируется и 1996 году в Москве между официальными представителями Грузии и Южной Осетией, при посредничестве России и ОБСЕ, подписывается Меморандум о мерах по обеспечению безопасности и укреплению взаимного доверия между сторонами в грузино-осетинском конфликте. В меморандуме согласован принцип отказа от применения силы. Политическая основа урегулирования позволяет приступить и к вопросам социально-экономического восстановления. В 2000 году заключается межправительственное соглашение РФ и Грузии о взаимодействии в восстановлении экономики Южной Осетии и возвращении беженцев. Стабильной остается и внутриполитическая ситуация в Южной Осетии, что отражается, в частности, в конституционном обновлении органов государственной власти. На выборах Президента РЮО в ноябре — декабре 2001 года новым главой Южной Осетии избирается Э. Кокойты.
В течение 1993-2003 годов, созданная Сочинскими соглашениями и последующей миротворческой практикой конструкция по поддержанию мира (СКК плюс миротворческие силы), остается достаточно эффективным механизмом, позволяющим не допускать какой-либо эскалации насилия в Южной Осетии. Межэтническая напряженность в зоне конфликта значительно ослабла, и (вплоть до апреля 2004) население свободно и без опасений перемещается по обеим зонам контроля, фактически упраздняя их условные границы. Местная экономика Южной Осетии и примыкающих районов Грузии складывается вокруг транзитной Транскавказской автомагистрали, соединяющей Россию с Закавказьем, и позволяющей Южной Осетии интегрироваться в хозяйственно-экономические связи Юга России и, одновременно, центральной Грузии. Бюджет непризнанной Республики Южная Осетия в значительной степени формируется функционированием этой дороги, а также финансовой поддержкой РФ. Неформальная хозяйственная и финансово-экономическая интеграция Южной Осетии в Россию сопровождается отчасти и гражданской интеграцией: значительная часть осетинского населения РЮО в начале 2000-х годов становится гражданами РФ, отказавшись после войны 1990-92 годов принимать грузинское гражданство. Для всех жителей Южной Осетии, включая грузинскую часть, сохраняется безвизовый режим пересечения российской границы (такой же режим сохранен для жителей Казбекского района Грузии). Таким образом, к апрелю 2004 года Южная Осетия существует как фактический российский протекторат и зона «свободной торговли» в международно-признанных границах Грузии. Качество неформального урегулирования осетино-грузинского конфликта на неполитическом уровне обеспечивает Южной Осетии реноме региона с успешным миротворческим опытом, признаваемым в ОБСЕ и ЕС, представители которых активно участвуют в работе СКК (Тхостов, 2006).
Однако позиции сторон в конфликте по вопросу о политико-правовом статусе Южной Осетии весь период 1993-2004 годов остаются далеки от компромиссной модели, создавая серьезную угрозу для неформального урегулирования осетино-грузинских отношений. Официальная грузинская позиция при Шеварднадзе по-прежнему исходит из представления о «незаконности» какой-либо национально-территориальной осетинской автономии в Грузии, из необходимости демонтажа институтов этой автономии и включения ее территории в состав административных областей собственно Грузии (главным образом, в провинцию Шида Картли), — что осуществлено еще при Гамсахурдия. По прежнему отвергается правомочность употребления самого термина Южная Осетия.
Перспектива признания сецессии для Южной Осетии (в международно-правовом отношении) остается к 2004 году маловероятной. Россия как военно-политический гарант урегулирования и самого существования Южной Осетии устойчиво отводит возможность признания ее независимости, поддерживая территориальную целостность Грузии как принцип, а также как право Тбилиси на восстановление своей юрисдикции над Южной Осетией. Однако позиция России исходит из того, что такое восстановление может быть только мирным, а значит возможным только в рамках согласительных процедур. Фактически Россия стремится создать условия для продвижения сторон к выработке внутригрузинского конституционного статуса Южной Осетии, защищенного международно-правовыми гарантиями, в том числе — юридически обязывающими соглашениями о неприменении силы. Предполагается, что Южная Осетия останется в пределах международно-признанных границ Грузии, а варианты решения статусного вопроса будут касаться только определения степени и спектра международных гарантий для Республики Южная Осетия в границах Грузии и в отношении центральных властей Грузии.
В целом, вооруженный конфликт в Южной Осетии начала 1990-годов обрел свою противоречивую траекторию в десятилетнем процессе урегулирования (1993—2003), кризисе этого процесса и его итоговом обрушении в новой войне августа 2008 года. Еще в 1999—2000 году обозначился негативный вектор в собственно российско-грузинских отношениях, непосредственно спровоцированный проблемой Панкиси [1] (но обусловленный опасениями Москвы касательно превращения Грузии в часть «изолирующего» Россию геополитического пояса от Балтики до Каспия). Приход в январе 2004 года к власти в Грузии М. Саакашвили усилит эти опасения. Новая позиция Тбилиси («или Москва помогает Грузии восстановить контроль над бывшими автономиями, или уходит»), фактически игнорирует собственно российские интересы и характер урегулирования конфликтов в Южной Осетии и Абхазии с внутриполитическим авторитетом федеральных властей на Северном Кавказе. В итоге новые власти Грузии серьезно изменят динамику урегулирования в Южной Осетии (и Абхазии), переведя замороженный конфликт в фазу нарастания конфронтации и подготовки военных сценариев его «разрешения».
[1] Это ущелье Грузии стало районом сосредоточения чеченских беженцев, покинувших Чечню в ходе второй военной кампании 1999—2003. Грузинские власти тогда не смогли воспрепятствовать расположению здесь некоторых «тыловых баз» чеченских вооруженных формирований, борющихся за отделение Чечни от России. В Тбилиси отрицали само их наличие и отказались от сотрудничества с РФ по их разгрому, опасаясь расширения чеченского конфликта на территорию Грузии.
***
Обращаясь к событиям последних двух десятилетий в Северной Осетии, отметим, что постсоветская трансформация политических институтов в республике целиком следует общероссийским процессам, которые привели сначала к возникновению многопартийных ассамблей в качестве высших представительных и законодательных органов власти в российских регионах, а затем — после формирования в стране президентской республики — к появлению института глав регионов (президентов республик и губернаторов областей/краев), выступающих в качестве высших должностных лиц в регионах России и, соответственно, возглавляющих исполнительную власть на региональном уровне.
В 1990 году проходят выборы в Верховный Совет Северной Осетии — высший законодательный и представительный орган власти в республике, ставший фактически таковым после демонтажа партийно-советской вертикали власти в России. Главой ВС Северной Осетии избирается А. Х. Галазов (занимавший к этому времени должность Первого секретаря ОК КПСС). В январе 1994 года на первых выборах президента Северной Осетии А. Галазов становится главой республики. В январе 1998 года президентом Северной Осетии избран А. С. Дхасохов (в 1993—1998 годах, представляющий Северную Осетию в качестве депутата Госдумы РФ). В 2002 году А. Дзасохов избирается на второй строк и возглавляет республику до июня 2005 года. С 2005 года Главой Республики Северная Осетия — Алания становится Т. Д. Мамсуров (в 2000—2005 годах занимавший пост председателя республиканского парламента). Определяющими политическими приоритетами всего постсоветского двадцатилетия в Северной Осетии остаются вопросы, связанные с преодолением последствий конфликтов начала 1990-х, обеспечением безопасности республики на фоне затянувшейся общекавказской военно-политической нестабильности.
Северная Осетия выступает фактическим тылом Южной Осетии все годы, в течение которых та противостоит военно-политическому давлению Тбилиси. В период, когда десятки тысяч беженцев из бывшей Грузинской ССР находят в 1990—1992 годах свое прибежище в Северной Осетии, сама республика оказывается адресатом требований со стороны общественно-политических объединений соседней Ингушетии о передаче в состав последней восточной части Пригородного района. (Оспариваемая Ингушетией территория не совпадает полностью с административным Пригородным районом Северной Осетии. В перечень территориальных требований входят помимо восточной части Пригородного района, некоторые села, подчиненные городской администрации Владикавказа (Балта, Редант, Южный, Терк) и часть Моздокского района (так называемый «Моздокский коридор»), входившие до марта 1944 года в состав Чечено-Ингушской АССР. Кроме того, радикальные версии этих требований, включают и правобережную часть самого Владикавказа).
В конце октября 1992 года власти и население Северной Осетии сталкиваются с попыткой силового отторжения восточной части Пригородного района. 30—31 октября ряд населенных пунктов Пригородного района Северной Осетии и пригородов Владикавказа оказывается под фактическим контролем ингушских вооруженных групп, в том числе прибывших с территории Ингушетии. Начинаются столкновения этих групп с органами правопорядка Северной Осетии и осетинскими отрядами самообороны. 2 ноября на части территории Северной Осетии и Ингушетии Указом Президента РФ введено чрезвычайное положение, а 3—4 октября в зону конфликта вводятся части федеральных войск.
Взаимное этнически-адресованное насилие в ходе конфликта привело к сотням погибших и тысячам раненных. Большинство ингушского населения Северной Осетии вынуждено было покинуть республику (более 32 тыс. чел. из сел Пригородного района и г. Владикавказа). Столкновения 1992 года привели к разрушению объектов социальной инфраструктуры и тысяч частных домовладений, причинению непоправимого ущерба межнациональным отношениям в одном из ключевых регионов Северного Кавказа.
В течение 1993-1999 годов сохраняется режим фактической взаимной изоляции Северной Осетии и Ингушетии, а граница между двумя республиками, даже будучи полосой развернутого военного присутствия федеральных сил, остается зоной этнически-нацеленного террора. В этот же период начинают осуществляться меры по урегулированию конфликта (Дзадзиев, 2003). Еще в ходе силового подавления конфликта создаются федеральные военные и административные структуры, функцией которых становится восстановление отношений между двумя народами/республиками и урегулирование конфликта. В зоне конфликта формируется федеральная Временная администрация по урегулированию (затем — Спецпредставительство Президента России по вопросам ликвидации последствий) осетино-ингушского конфликта (Соловьев, 2001). Общими усилиями федерального центра, властей Северной Осетии и Ингушетии, некоторых гражданских объединений этих республик, постепенно удается изменить ситуацию в зоне осетино-ингушского конфликта к лучшему. Прямое федеральное финансирование позволяет развернуть работы по восстановлению социальной инфраструктуры, разрушенного жилья, а также строительство нового жилья для лиц, утративших его в ходе конфликта.
К 2002—2003 годам на территорию Северной Осетии возвращается 60—70 % вынужденных переселенцев-ингушей. Расширяются прямые контакты между двумя республиками, правительственными ведомствами, местными сельскими администрациями, гражданскими объединениями. Прекращается практика сопровождения милицией автотранспорта (принадлежащего «противоположной стороне») при ее прохождении через «чужую территорию» (такое сопровождение специально организуемых колонн долгое время осуществлялось в целях безопасности). Тем не менее, и к 2012 году сообщение между североосетинскими Владикавказом и Моздоком обычно осуществляется кружным путем — через территорию Кабардино-Балкарии, а не прямо через Ингушетию.
Осенью 2002 года подписывается Соглашение о добрососедстве и сотрудничестве между Северной Осетией и Ингушетией. Продвижение к урегулированию конфликта развивается, несмотря на сохраняющиеся острые взаимные фобии в осетинской и ингушской среде. Территориальная проблема сохраняется как фактор конфликта, потенциально достаточный для нового разрушения осетино-ингушского соседства в новом массовом взаимном насилии. Статья о «возвращении исконных территорий» остается в Конституции Республики Ингушетия, равно как и статьи «о территориальной реабилитации» остаются в Законе РФ «О реабилитации репрессированных народов» (питая тем самым представления о территории как этнической собственности и косвенно провоцируя новые конфликты). Закон принят Верховным Советом РСФСР 4 апреля 1991 года и фактически предполагает изменение административных границ [субъектов федерации] без их согласия, что противоречит действующей российской Конституции. Отметим, что в декабре 2005 года Конституционный Суд РФ оставляет закон в силе именно на том основании, что его положения формально «не могут толковаться как допускающие возможность решения территориальных вопросов, изменения границ между субъектами Российской Федерации в одностороннем порядке».
Осетино-ингушские отношения развиваются в непростой связи с общерегиональной общественно-политической динамикой. Начиная с 1994—1995 годов Северная Осетия, как и другие республики Северного Кавказа, оказывается вовлечена в тяжелый общерегиональный кризис с эпицентром на территории Чеченской республики. Фактическое отделение Чечни от России осенью 1991 года, сопровождается возникновением в этой республике устойчивого очага распространения сепаратизма и религиозно-политического экстремизма. Две военные кампании федеральных сил против этих угроз (в 1994—1996 и 1999—2003 годах) завершаются разгромом основных сил сепаратистов на территории Чеченской республики. Однако в последующие годы кризис переходит в состояние вялотекущего общерегионального конфликта, составной частью которого становится настоящая террористическая война экстремистского подполья против России, в том числе – против народа Северной Осетии. Так, очевидную политическую подоплеку имели террористические акты с массовыми жертвами 19 марта 1999 года и 22 апреля 2002 года во Владикавказе, 5 июня и 1 августа 2003 года в Моздоке.
В урегулировании осетино-ингушского конфликта начался очевидный откат к худшему в именно в 2003 году, когда разгромленный федеральными силами очаг сепаратизма в Чечне передал эстафету антироссийского «джихада» исламистской герилье, в том числе — в соседних регионах. Ингушетия оказалась превращена не только в один из самых горячих фронтов диверсионно-террористической активности против федеральных и местных властей, но и в плацдарм для расширения такой активности, направленной против гражданского населения, в том числе — в Северной Осетии. Вслед за атакой на правоохранительные структуры в Ингушетии 22 июня 2004 года последовало нападение террористов на школу в Беслане Северной Осетии 1 сентября 2004 года. И если убийства милиционеров в Ингушетии фактически привели к развязыванию внутриэтнической гражданской войны в этой республике, то террористическая атака на бесланскую школу имела, вероятно, схожую цель при иных средствах. Возобновление межэтнической войны осетин с ингушами стало бы фактором, блокирующим успехи федеральных властей в военно-политической стабилизации не только в Чеченской республике, но и на территории всего Северного Кавказа. Осенью 2004 года усилиями федеральных и местных властей, а также гражданской волей большинства населения угроза этого погромного сценария была отражена, а в последующем удалось вернуться к повестке постконфликтного урегулирования.
***
К 2010 году насилие на межэтнической почве в значительной степени подавлено или носит эпизодический, очаговый характер. Устойчивость политической власти в стране в целом и обеих республиках не позволяет этим эксцессам превращаться в фактор эскалации конфликта. В целом удалось ослабить или преодолеть многие проблемы, возникшие в результате трагических событий 1992 года. Восстановлена значительная часть объектов социальной инфраструктуры в пострадавших селах Пригородного района, восстановлены или отстроены заново тысячи частных домовладений. Достигнут определенный прогресс в налаживании двусторонних отношений — как на уровне официальных республиканских органов власти Северной Осетии и Ингушетии, так и на уровне соседских общин непосредственно в «смешанных» селах Пригородного района Северной Осетии.
***
Несмотря на очевидную стабилизацию положения в зоне грузино-осетинского конфликта в 1993-2003 годах и даже очевидные успехи в нормализации межэтнических отношений на социальном уровне, здесь сохранялись выраженные политические противоречия вокруг статуса Южной Осетии. Фактор политических элит в итоге обусловил развитие конфликта по негативному сценарию: с весны 2004 года новым грузинским руководством начинают предприниматься шаги, имеющие отчетливый конфронтационный характер в отношении Южной Осетии, реализуются попытки нейтрализовать роль России как гаранта мира в зоне конфликта. Курс на демонтаж механизма урегулирования, созданного Сочинским соглашением 1992 года, очевидно нацелен на ликвидацию договорных оснований фактической независимости Южной Осетии от Грузии. С апреля в рамках «антиконтрабандной кампании» в Грузии прекращен пропуск товаров через границу с Южной Осетией, в том числе — гуманитарных грузов. В июне 2004 года Тбилиси вводит формирования внутренних войск в зону конфликта в Южной Осетии (зона ответственности ССПМ), выставляет новые несогласованные посты военной полиции, где в июле уже оборудуются огневые позиции.
Россия предпринимает дипломатические и другие меры, чтобы воспрепятствовать эскалации иллюзий молодой грузинской элиты о возможном военном решении «осетинского вопроса». Именно с июня 2004 года Россия начинает осуществлять меры прямой военно-технической и консультативной помощи Абхазии и Южной Осетии. В августе 2004 года высокопоставленный представитель МИДа РФ впервые предупреждает о том, что Россия вмешается в ситуацию в случае угрозы безопасности населению Абхазии и Южной Осетии. Однако обстановка сползает в августе 2004 года к вооруженным столкновениям между осетинскими и грузинскими формированиями — первым после 1992 года. Грузия направляет в Южную Осетию уже не только силы МВД, но регулярные армейские формирования (активное противостояние сил самообороны Южной Осетии вынуждает Тбилиси вывести свои войска из зоны конфликта и вернуться к военно-позиционному статус кво до августа 2004 года).
После событий августа 2004 года вопрос обеспечения гарантий безопасности, а точнее их международно-правового обеспечения, становится для Южной Осетии главным на переговорах в рамках умирающей СКК (для Абхазии этот приоритет определился еще летом 2002 года). Бывшие автономии в составе Грузии настойчиво стремятся сопроводить наличие фактических российских гарантий своей безопасности — гарантиями правовыми, юридически обязывающими соглашениями с Грузией о неприменении силы. Однако Грузия опасается, что, подписав такие соглашения с Абхазией и Южной Осетией, она тем самым сама повысит их статус: «стороны в переговорах» превратятся в «стороны соглашений» с выраженными международно-правовыми параметрами своей политической субъектности.
Тбилиси отводит предложения об обязывающих мирных соглашениях с Абхазией и Южной Осетией. С 2005 года ситуация в обеих зонах конфликта начинает неуклонно ухудшаться. В 2006 году проводится военная операция в Кодори в зоне грузино-абхазского конфликта, куда вопреки положениям Московского соглашения 1994 года о прекращении огня, вводится тяжелая техника и военная полиция Грузии. В марте 2007 года начинается возведение новой военной базы в Гори, фактически у границ Южной Осетии. В зоне грузино-осетинского конфликта серьезно осложнена деятельность ССПМ: грузинский батальон окончательно выходит из-под контроля объединенного командования миротворческих сил. Ротация военнослужащих этого батальона становится фактически каналом ознакомления личного состава Минобороны Грузии с театром вероятных военных действий. Абхазия и Южная Осетия также предпринимают усилия, направленные на повышение уровня боеготовности и укрепление военной инфраструктуры. Очевидно, что в 2006—2007 годах сама Россия все больше склоняется к прямой поддержке Абхазии и Южной Осетии, стремясь не допустить военно-силового дисбаланса в пользу Грузии.
Нарастание силовой составляющей в противостоянии сопровождается сомнительными в эффективности политическими инициативами. В 2006—2007 годах Грузия создает «альтернативные правительства» в Абхазии и Южной Осетии, которые стремится ввести в политическое поле в качестве своих визави по урегулированию — вместо несговорчивых «сепаратистских режимов» [2].
[2] Проект оказался авантюрной пародией на успешную российскую тактику в Чечне (создание внутричеченской альтернативы сепаратизму в Чечне, реконфигурации сторон в конфликте и итоговое отражении угрозы сецессии с опорой на активную роль самих чеченских сил). Созданные в 2006—2007 голах Грузией «альтернативные правительства» бывших автономий базировались на грузинском населении в Верхней Кодори в Абхазии и в грузинских анклавах в Южной Осетии.
В феврале 2008 грузинскими представителями срывается выполнение Донорской программы Евросоюза по экономической реабилитации зоны грузино-осетинского конфликта. В марте 2008 года военная полиция Грузии переходит в Южной Осетии от тактики блокирования коммуникаций к медленному сужению зоны контроля осетинской стороны. Интенсифицируются полеты грузинских разведывательных беспилотников — сначала над территорией Абхазии, а с июня — над территорией Южной Осетии. После начала эскалации полетов БПЛА в Абхазии, установления «продовольственной блокады» в Южной Осетии и срыва программ восстановления Москва принимает решение «об осуществлении социальной и гуманитарной помощи Абхазии и Южной Осетии» в рамках прямых контактов с властями этих республик (апрель 2008). Россия в течение первой половины 2008 году прибегает к серии мер дипломатического и отчасти военного характера, демонстрируя свое вовлечение в ситуацию и прямо заявляя, что, в случае попытки Грузии силовым путем восстановить контроль над Абхазией и Южной Осетии, Москва «не останется в стороне». Однако эти предупреждения не воспринимаются в Тбилиси всерьез или их возможная реализация не воспринимается как распространяющаяся дальше символической помощи Сухуму и Цхинвалу со стороны России. Ключевым фактором в этих ошибочных калькуляциях оказалась уверенность, что формат уже установленных Грузией связей с НАТО (режим готовности к получению Плана действий по членству в НАТО) гарантирует ее от российского силового вмешательства даже в случае проведения несогласованной с «союзниками» быстрой военной операции против «сепаратистов».
В июне-июле 2008 года происходит резкая эскалация напряженности в Южной Осетии, начинаются первые перестрелки. 3 июля грузинские военные захватывают ряд стратегических высот в Южной Осетии, где оборудуются новые огневые позиции и с которых осуществляется уже регулярный огневой контакт с осетинскими формированиями. 8 июля Россия вносит в Нью-Йорке проект резолюции Совета Безопасности ООН, а в Вене — проект решения Постоянного совета ОБСЕ, где предлагается потребовать «незамедлительного подписания документов о неприменении силы в грузино-абхазском и грузино-осетинском конфликтах». Данная превентивная инициатива России не встречает поддержки. 15 июля Россия начинает на Северном Кавказе военные учения, ясно заявленной целью которых является «отработка способов оказания помощи миротворцам в Южной Осетии» — четкий сигнал грузинской стороне о готовности РФ применить силу, препятствующую попыткам военного решения югоосетинского вопроса.
Однако к 7 августа у границ Южной Осетии, в зоне ответственности миротворческих сил и бывшей демилитаризованной зоне, уже сосредоточена ударная группировка спецподразделений МВД и МО Грузии, три армейские бригады с 75 танками, ракетно-артиллерийские батальоны, оснащенные РСЗО «Град». Около полуночи с 7 на 8 августа начинается массированный ракетно-артиллерийский обстрел Цхинвали и других населенных пунктов Южной Осетии, знаменуя начало военной операции Грузии с заявленной политической целью — «восстановить грузинский суверенитет над Южной Осетией». К утру 8 августа грузинскими войсками атакованы и частично заняты осетинские позиции и населенные пункты по всему периметру административной границы по линии Синагур — Знаур — Цхинвал — Цинагар. Прямой атаке подвергаются расположения российского и осетинского батальонов ССПМ.
В 7.00 мск на экстренном заседании Совбеза ООН в Нью-Йорке представитель России призывает принять резолюцию о незамедлительном прекращении насилия в Южной Осетии. Однако попытки выработать консолидированную международную позицию, осуждающую эскалацию насилия в Южной Осетии, проваливаются. Членам Совбеза ООН не удалось согласовать текст совместного заявления: формулировка о том, что конфликтующие стороны должны «отказаться от применения силы» не устроила Грузию и поддерживающие ее страны (UN Security Council meeting 5951, 8 August 2008). Таким образом, в Тбилиси получают еще один «противоречивый сигнал», понятый как возможность развивать военную операцию, а Россия — ясный сигнал об экстренной необходимости действовать самостоятельно.
В течение дня 8 августа через Рокский тоннель в Южную Осетию входят российские войска. Грузия экстренно меняет информационную версию начатой 7 августа операции, которая становится теперь «противодействием российской агрессии». По Транскаму наносится удар грузинской авиации и артиллерии, после чего ВВС России начинают бомбардировки военных аэродромов и объектов военной инфраструктуры Грузии. Вводом в действие авиации и соединения Черноморского флота Россия начинает полномасштабную операцию против Грузии. В течение двух суток вооруженные силы РФ деблокируют Цхинвал и входят на территорию собственно Грузии. Грузинская армия, подготовленная к операции против Южной Осетии и обнаружив качественно иного противника, быстро коллапсирует и без боя отходит к Тбилиси (Танки августа. 2009). В Абхазии грузинские силы также без боя покидают Верхнюю часть Кодори, куда после артиллерийского удара входят абхазские войска. К 12 августа вооруженные силы РФ прекращают продвижение по территории Грузии. При активном посредничестве Франции достигается соглашение о прекращении огня (по данному соглашению к 10 октября 2008 года российские войска выходят из занятых в ходе войны районов Грузии).
Однако призывы к Грузии подписать обязывающие соглашения о неприменении силы вновь наталкиваются на предварительное условие признания Абхазией и Южной Осетией грузинского суверенитета. Наконец, в конце августа 2008 года Россия своим решением о признании независимости этих республик выводит вопрос об их безопасности вне «блокирующей» связки с вопросом территориальной целостности Грузии. Таким образом в 2008 году на политической карте мира появляется новое, «частично признанное» государство — Республика Южная Осетия.
Политические события в Осетии на рубеже XX—XXI веков отразили в ее судьбе все переломные моменты новейшей истории России и ее южной кавказской периферии. Кризис и разрушение советского государства в 1991 году привели к разделению Осетии, бывшей в течение более 200 лет частью единого российского и советского политического пространства, — ее разделению международно-признанной государственной границей. Осетия драматически входила в новые политические реалии, выраженные не только в становлении новых политических институтов, но в огне вооруженных конфликтов и человеческих потерь. Народу Осетии удалось сохранить свое единство поверх политических границ, утверждая на новом историческом рубеже и в новом гражданском качестве однажды сделанный общенациональный выбор: Осетия есть часть России.
Литература:
1. Ведомости Верховного Совета Грузинской ССР, Тбилиси, 1989, № 11.
2. Декрет № 2 Всегрузинского Центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров ССР Грузии об образовании Автономной области Юго-Осетии. 20 апреля 1922 года. Центральный государственный архив новейшей истории Грузии, ф. 607, опись 1, д. 754, л. 4.
3. Дзадзиев А. Б. Осетино-ингушский конфликт: современное состояние проблемы // Центральная Азия и Кавказ. 2003. № 6. С. 96—106.
4. Дипломатический вестник МИД РФ. 1992. № 13—14.
5. Заря Востока, № 197, 25 августа 1989 г.
6. К союзу суверенных народов. Сборник документов КПСС, законодательных актов, деклараций, обращений и президентских указов, посвященных проблеме национально-государственного суверенитета. М.: Институт теории и истории социализма ЦК КПСС. 1991. 541 с.
7. Конфликты в Абхазии и Южной Осетии. Документы 1989—2006 гг., Приложение к Кавказскому сборнику. Выпуск № 1. М.: Русская Панорама, 2008. 499 с.
8. Санакоев И. Б. Истоки и факторы эволюции грузино-осетинского конфликта. Владикавказ: Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В. И. Абаева. 2004. 160 с.
9. Соловьев В. А. Федеральные структуры, созданные для решения задач по ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта октября — ноября 1992 года. Проблемы формирования и деятельности // Информационно-аналитический сборник Представительства специального представителя Президента РФ по вопросам урегулирования осетино-ингушского конфликта. 2001. № 1. С. 22—38.
10. Танки августа // М. С. Барабанов, А. В. Лавров, В. А. Целуйко; под ред. М. С. Барабанова. М.: Центр анализа стратегий и технологий. 2009. 144 с.
11. Тхостов М. Э. Смешанная Контрольная комиссия (СКК) по урегулированию грузино-осетинского конфликта: история и перспективы // Бюллетень Владикавказского института управления. 2006. №19. С. 3—16.
12. Bloodshed in the Caucasus: Violations of Humanitarian Law and Human Rights in the Georgia-South Ossetia Conflict. New York: Human Rights Watch/Helsinki Watch, 1992. 62 p.
Автор: Zilaxar Рубрика: История, Политика Метки: Артур Цуциев, Осетия