Афанасий Абрамович (Афако Абиевич) Гассиев (1844–1915) — первый на Северном Кавказе философ, ученый и публицист Нового времени, при жизни признанный российским научным сообществом.
А.А. Гассиева можно назвать осетинским Ломоносовым: выходец из крестьянской семьи, в 1867 году он стал студентом Киевской духовной академии, по окончании которой защитил степень кандидата-магистранта по психологии, истории философии, педагогике и основному богословию и сформировался как философ-материалист и общественный деятель прогрессивно-демократического направления. Такие работы Гассиева, как «Коран, его происхождение и образование», «Анализ Корана по основным вопросам вероучения и нравоучения», «Мир христианский и мир магометанский», «Новейший философский реализм об основах религии и нравственности», «Поворот к торжеству христианства», «Школьное дело между инородцами на Кавказе», «Новое исследование учения Л.Н. Толстого» и др. оказали значительное влияние на развитие северокавказского просвещения и формирование горской интеллигенции, на разоблачение псевдонаучных трактовок нрава кавказских народов в русской прессе.
Автор: С.А. Айларова
Осетинский просветитель и общественный деятель конца XIX – начала ХХ века Афанасий Абрамович Гассиев был человеком очень разносторонних знаний и интересов, в которые входили проблемы народного образования, лингвистики, философии и социологии, истории, культуры и теологии религий [1].
В 70-е гг. XIX в. в центре его научного поиска — вопросы истории и культуры ислама, формирования главной мусульманской святыни – Корана. Для Северного Кавказа, населенного в основном мусульманскими народами, проблематика исламской культуры была особенно актуальной. Как просветитель, исповедующий европейские либеральные ценности, А.А. Гассиев анализировал историю и теологическую систему ислама [2]. Он сравнивал исламские ценности, исламское понимание достоинства человека, его отношение к Богу с европейским и христианским.
Блестящий знаток текста Корана, он показывал, что истинному учению основателя ислама — пророка Мухаммеда — свойственны веротерпимость, гуманизм, наднациональный универсализм и даже пиетет перед христианством. Гассиев называл Мухаммеда либеральным пророком Аравии и считал, что «исторически развившееся мусульманство развилось далеко не согласно с духом и даже учением Корана, много привнесло в себя вражды христианству, и даже фанатизма вообще» [3, c. 95]. Духу фундаментального ислама, по его мнению, не чужды вполне европейские идеи развития и равенства всех мировых религий, демократического права каждого народа на религиозное творчество — «кроме равноспасительности трех монотеистических религий, Коран признает даже национализм в религии и идею прогресса, что совершенно не согласно с духом мусульманства и всею его традицией» [3, c. 101].
Особенно импонировала А.А. Гассиеву свойственная учению исламского пророка гуманная форма прозелитизма: «В изречениях Корана о защите и распространении веры преобладает мягкий дух, близкий к веротерпимости. „Никого не преследуй, не нападай, если вера в безопасности“, — такова общая тенденция Корана. Только впоследствии мусульманские богословы стали, с крайними натяжками, выводить из истории Магомета и некоторых изречений Корана мысли о распространении религии оружием» [3, c. 127].
Сам Мухаммед личным примером демонстрировал своим последователям человечный и благородный характер нового вероучения: «Имея такого пророка — ненавидящего национальную гордость, отличавшегося величайшей простотой и демократическим характером, „чуждого идеи величества“ (а тем более, идеи теократического наместника), — могли ли исламиты признать божественным учение, несогласное со всем этим! Видя своего пророка вступающим в дружбу с христианами, заключающим договоры, союзы с евреями, могли ли они сами иначе относиться к ним, принять какой-то догмат человеконенавидения, истребления христиан или последователей Моисеевой религии! „Пятикнижие и Евангелие содержат наставление к свету и добру“, — изречение это, любимое для Магомета, постоянно встречающееся в Коране. „Евреев и христиан должно судить по книгам, которые Бог открыл своим пророкам — Моисею и Иисусу, сыну Марии“, — это изречение попадается в Коране неоднократно. Так учит Магомет своих последователей» [4, c. 141].
Подчас в Коране, по мнению Гассиева, встречаются строки такой глубины и мудрости, такого современного звучания, что подумаешь, это говорит какой-нибудь философ-социолог, а не арабский пророк!
Например: «Всякого, кто убьет человека, надо рассматривать, как убийцу … человеческого рода», «Чернила ученого и кровь мучеников имеют одинаковую цену в глазах божьих». Как и учение божественного основателя христианства, Коран не содержит идеи или принципа национальности; человек, по учению арабского законодателя, есть гражданин мира, член в союзе человечества. В Коране не встретите ничего о племенных, ничего о фамильных преимуществах и рангах [4, c. 141].
А.А.Гассиев полемизирует с неким невежественным публицистом, настаивает на том, что надо различать истинный дух религии, ее ценности, и те искажения, которым они подвергались в историческом развитии исламских обществ. «Правда, в истории исламистских государств были уклонения от либерального духа халифата, созданного Магометом…», — пишет Гассиев [4, c. 141]. Были в исламской истории и жестокие религиозные войны, и преследования инакомыслящих ортодоксами-фанатиками. Но такими жестокостями, неистовствами догматиков-фанатиков богата и история христианских стран. Гассиев напоминает «какие дела бывали в истории Византии и Рима; то дела дней минувших, которых, правда, нельзя видеть воочию; но зато о них еще свежо предание, память сохранена кровавою записью на скрижалях истории» [4, c. 141].
Но это не может скомпрометировать высоту и красоту истин Корана. Исламизм как догматизированное учение также уподобляется чистому источнику, принявшему в себя нечистые излияния мистиков, схоластиков, поэтистов, политиков и мечедержцев. Поэтому реформированный, очищенный от догматических наслоений ислам, по мнению Гассиева, вполне совместим с идеалами европеизма, либеральными ценностями Запада. «Неужели же мы должны смотреть на основы исламизма с точки зрения дервишей, теологов-мистиков и теологов-фанатиков или с точки зрения „башибузуков“ и „людей крови“, убийством мнящих службу приносить Богу! Отчего мусульманство не может сделать с теологической системой то же самое, что сделал Лютер и позднейшие протестанты-рационалисты с догматикой Рима? Отчего исламисты не могут согласить все свои религиозные и социальные установления с чистым учением Корана, как те церковную жизнь с Евангелием или Библией?» [4, c. 141].
Реформация ислама, по мысли А.А. Гассиева. освободила бы те потенции развития, которые заложены в Коране, дала бы мощный толчок социальному, экономическому и культурному прогрессу мусульманских народов.
Однако А.А. Гассиев указывает и на те стороны исламской культуры и ментальности, которые для него несовместимы с европейскими идеалами свободы и развития. Таким предстает исламский фатум «как учение, не мирящиеся с духом современной цивилизации и с идеею свободного развития общества» [5, c. 134]. Вера в судьбу, в безусловную предопределенность Богом всех поступков и помыслов человека не только заглушает в нем сознание нравственной ответственности за свои действия, но и «подавляет энергию человеческой личности, убивает в человеке дух изобретения, отнимает у него силу в житейской борьбе, исход последней представляя воле Аллаха, и всем этим служит препятствием на пути развития мусульманских обществ» [3, c. 107].
Абсолютную несовместимость с европеизмом обнаруживала и мусульманская концепция брака и вообще, отношение Корана к женщине, ее достоинству и правам. Возражая европейским историкам-исламоведам, полагавшим, что религиозная реформа Мухаммеда улучшила положение аравийской женщины, Гассиев писал, что, «религиозным законодательством он (Мухаммед. — С.А.) освятил рабство женщины, заменив право обычая, оспариваемое законом, религиозным, неоспариваемым, … характером и направлением своего учения унизил достоинство женщины и вне общественного ее положения как нравственной личности» [3, c. 123]. Мусульманский полигамическиий брак — это неестественный, ненормальный брак, скорее исторически выработавшаяся форма господства мужчины над женщиной, чем форма общения, сожительства двух полов. Именно эта сторона исламского образа жизни должна будет испытать в будущем наибольший нажим требований современной цивилизации — «где гарем, там немыслимы ни равенство двух личностей, ни свобода женской личности, там рабство женщины. Таким является мусульманский брак, этот особенный род невольничества, который Европа, вероятно, также уничтожит рано или поздно» [3, c. 132].
Для А.А. Гассиева вопрос об исламской реформации, идеях толерантности и развития, заложенных в Коране, — это вопрос о способности мусульманских обществ Кавказа идти по пути современной цивилизации, об адекватности сложившейся там ментальности требованиям модернизации.
ЛИТЕРАТУРА:
1См.: Цаллаев Х.К. Философские и общественно-политические воззрения Афанасия Гассиева. Орджоникидзе, 1966; Кусаев В.Х., Елоева Т.А. Проблемы гуманизма, религии и атеизма в философском наследии А.А. Гассиева. Владикавказ, 1994.
2Гассиев А.А. Коран, его происхождение и образование // Избр. произв. Владикавказ, 1992. С. 34 – 94); Он же. Анализ Корана по основным вопросам вероучения и нравоучения // Там же. С. 95 – 132.
3Гассиев А.А. Анализ Корана по основным вопросам … С. 95.
4Гассиев А.А. Ислам и конституция // Тифлисский вестник. 1877. № 213.
5Гассиев А.А. Фатум (Восточное учение) // Гассиев А.А. Избр. произв. С. 134.
Источник: «Известия вузов: Северо-Кавказский регион (Приложение; 2003. №5)».