Данное исследование было опубликовано в № 7 журнала «Дружба народов» за 2007 год под названием «От выживания к развитию: Можно ли остановить демографическую катастрофу в горных поселениях Северной Осетии?». Предисловие авторов:
Мы попытались нарисовать “портрет” горного селения, исследуя взаимосвязи демографической ситуации, экономической жизни населения, его культурных традиций и природной среды. Такой портрет требовал целого комплекса методов. Мы изучали официальную статистику, документы местных администраций, опрашивали жителей и представителей администраций разных уровней, но главное — жили в селениях, осматривали угодья, ходили по святым местам дигорцев, слушали легенды, сидели за праздничными столами. В общем, работали так, как и всегда работают географы.
Исследования в Республике Северная Осетия — Алания были проведены благодаря международному проекту “Устойчивое развитие горных регионов Кавказа”, поддержанному Министерствами окружающей среды Германии и княжества Лихтенштейн, а также благодаря совместному проекту CDE (Бернский университет) — Институт географии РАН, поддержанному Швейцарским национальным научным фондом.
Благодарим администрацию программы “Горы Осетии”, администрацию Ирафского района за информационную и организационную поддержку нашей работы. Авторы выражают также огромную признательность Мусаби, Минте и Алану Байсангуровым, Роберту Габееву, всем жителям Галиата и Стур-Дигоры за помощь, неизменную доброжелательность и гостеприимство.
НА СТЫКЕ РАВНИН И ГОР
Северный Кавказ занимает особое место в ряду горных районов России, как из-за пограничного положения, так и в силу истории его интеграции в российское пространство. Здесь сходятся две природные области — горы и предкавказские равнины, с разными природными ресурсами и типами хозяйствования. Здесь встречаются два цивилизационных ареала — мусульманский и христианский православный. Полиэтничность, различия экономических укладов и традиционных ценностей, многократные миграции и насильственные переселения народов, территориальные споры, имеющие давнюю историю, порождают крайнюю сложность разрешения взаимных разногласий, часто доходящих до конфликтов.
Реформы рубежа XX и XXI столетий оказали сильнейшее влияние на состояние сельской России. Помимо кризиса агропредприятий они вызвали резкие изменения не только уровня доходов сельского населения, но и стиля жизни, и землепользования, что, в свою очередь, вызвало изменение природного облика сельской местности. В горных регионах, где условия жизни и сельского труда в целом значительно тяжелее, чем на равнине, а уязвимость среды намного выше, социальные процессы в периоды кризисов протекают обычно с большей напряженностью.
На северном склоне Кавказа основные зоны горного расселения и освоения приурочены к ущельям. Несмотря на редкую сеть поселений и малую плотность населения, именно ущелья играют чрезвычайно важную роль в жизни Северо-Кавказского региона. Это одновременно и древние трансграничные коридоры, по которым население перемещалось через перевалы в Закавказье и далее, в Малую Азию и на Восток, это и убежища во времена войн. Спасаясь от врагов, население уходило с предгорных равнин в ущелья через узкие хорошо защищенные проходы в скалах, заселяя удобные для жизни склоны и строя из местного камня жилища, сигнальные башни и оборонительные сооружения.
“Фронтирная” зона равнинного Северного Кавказа, простирающаяся до низовьев Дона и Кума-Манычской впадины на севере, в течение последних столетий имела смешанное “кавказско-славянское” население и не раз испытала миграции горских народов с равнины в горы и обратно.
В XX веке преобладал переток населения с гор на равнины. И если ранее малоземелье в ряде горных регионов побуждало сельских жителей к переезду на равнины и в русские регионы, то сейчас на равнинные территории горцев влекут неизбежные процессы урбанизации, повышение социальных притязаний на фоне отсталой инфраструктуры, трудоемкости и низкой рентабельности сельского труда в горах.
РЕСПУБЛИКА ОДНОГО ГОРОДА
Демографический “взрыв” произошел на Северном Кавказе гораздо позднее, чем в России и пришелся на 1960—1980 годы. В большинстве республик вплоть до 2000-х годов, а в Дагестане и Ингушетии — до настоящего времени сохраняется положительный естественный прирост населения, хотя и он уменьшается: в 1990 году рождаемость превышала смертность на 20 человек на 1000 населения,
сейчас — только на 10. Русские регионы перешли этот общемировой демографический рубеж в начале 1990-х, а во многих районах нечерноземной зоны население катастрофически убывает уже давно. В Северной Осетии в 1990 году естественный прирост составлял почти 8 человек на 1000, однако во второй половине 1990-х смертность из-за старения населения превысила рождаемость.
Современные миграционные потоки на Северном Кавказе также отличаются от общероссийских. До 1990 года население активно уезжало почти из всех республик Северного Кавказа в другие регионы России. Особенно сильный отток наблюдался в Дагестане из-за перенаселенности горных районов (правда, естественный прирост вдвое перекрывал миграционную убыль населения). В это же время русские равнинные регионы Предкавказья были весьма привлекательны как для мигрантов с гор, так и для приезжих из других регионов России, особенно с севера и востока страны. Северокавказские республики по этому показателю в дореформенный период скорее напоминали нечерноземные регионы страны, чем южные.
В 1990-х годах общие миграционные тенденции оказываются разнонаправленными в разных республиках Северного Кавказа. Ингушетия, начиная с 1990-х, живет в условиях положительного миграционного прироста за счет наплыва вынужденных переселенцев, и этот показатель стал падать только в последние пять лет. В Дагестане после притока населения в 2000-е годы вновь усиливается отток. При этом следует иметь в виду, что реальный поток мигрантов из Дагестана намного больше, чем показывает статистика, так как в соседних равнинных регионах дагестанцы годами живут без постоянной регистрации, не говоря уж о тысячах временных рабочих, приезжающих в Ингушетию на сезонные полевые работы.
Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкесия начали терять население с 2001—2003 годов. К ним присоединилась и Северная Осетия, которая в 1990-е пополнила свое население за счет беженцев и переселенцев из Ингушетии и Южной Осетии. Но в последние годы население, как и прежде, стало уезжать.
Урбанизационное развитие Северной Осетии в целом проходило почти так же, как в соседних регионах (кроме Дагестана, где бурно росло и сельское и городское население), и резко отличалось от урбанизации в более северных регионах России. Для большинства республик, как и для равнинных регионов Северного Кавказа, характерна относительная стабилизация сельского населения при активном росте городов. В Северной Осетии процесс урбанизации ускорялся из-за большой массы Владикавказа, который втягивал ее население, как насос. Основанный в 1784 году как русская крепость в связи с подписанием Георгиевского трактата между Россией и Грузией и началом строительства Военно-Грузинской дороги, Владыкавказ (так он назывался до 1852 года), или Дзауджикау (это его официальное название на осетинском языке), стал городом в 1860 году. Он стал бурно и быстро расти, когда в конце XIX века железная дорога соединила его и весь Северный Кавказ с Москвой и Петербургом. Его роль в истории российского Кавказа была столь велика, что он вырос слишком крупным для небольшой республики. Сейчас столица концентрирует 47 процентов из семисоттысячного населения Северной Осетии!
По существу, Осетия является республикой одного города, что подтверждает и народная речь, в которой название столицы Владикавказ прочно заменено словом “город” (“Мои дети живут в Городе”, “Завтра я поеду в Город” и т.п.). Остальные пять городов могут быть отнесены к категории малых, и по своему облику мало отличаются от равнинных крупных сел и станиц. Самые крупные города — Моздок (41 тысяча жителей) и Беслан (36 тысяч). Однако если Беслан — это пригород Владикавказа, то Моздок, находящийся в протуберанце на равнинном севере республики и присоединенный к ней относительно недавно, больше тяготеет к Ставропольскому краю.
Откуда же брались ресурсы для роста городов, в первую очередь Владикавказа, если сельское население не убывало, как в Нечерноземье? Для ответа на этот вопрос перейдем на другой уровень исследования и рассмотрим демографические и расселенческие процессы внутри республики.
ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ КАТАСТРОФА В ГОРНОЙ ОСЕТИИ
Помимо понятия “Город” в Северной Осетии существуют еще два ключевых понятия: “Горы” и “Плоскость” (так жители Северного Кавказа называют равнинную часть региона). Из 8 тысяч квадратных километров территории 3,5 тысячи занимают горы, которые несколькими ступенями поднимаются над равнинной частью. Горные селения располагаются на высотах до 2100 метров над уровнем моря.
“Плоскость” переходит в Горы очень резко. Едешь по равнине с полями зерновых и подсолнечника, садами и веселыми рощицами и вдруг упираешься в Горы, которые возвышаются над ней как стена. Узкий проход — и сразу попадаешь в иной мир: мрачная теснина, лес или отвесные скалы. Но природа создала в ущельях и просторные межгорные котловины, на склонах которых расположились гроздья селений.
Демографические процессы в республике во второй половине ХХ века происходили по двум схемам. Одна — трудоспособное население с гор переселялось на равнину, а оттуда — нередко во Владикавказ. Другая — молодежь и школьники из горных селений сразу же ехали прямо в Город, возвращаясь в горы лишь на каникулы и в выходные. Город был главным полюсом притяжения. Таким образом, наиболее пострадавшей частью республики оказывались Горы. Происходящие в них процессы, несмотря на иные природные, экономические условия, национальные различия, оказывались чрезвычайно похожими на то, что имело место в нечерноземной глубинке. Население в горах катастрофически таяло, в то время как на равнине, подобно нечерноземным пригородам, оно росло. Подвижность населения здесь облегчалась и относительно небольшими размерами республики (из удаленных горных районов до Владикавказа можно доехать за три часа).
При столь сильных различиях гор и равнин изучать демографические и экономические процессы внутри республики крайне сложно, поскольку административная сетка построена так, что большинство районов включает одновременно и горную и равнинную части. Поэтому мы использовали статистику трех уровней: район — ущелье — сельское поселение.
В качестве модельного был выбран Ирафский район, расположенный на западе республики. Здесь живут осетины-дигорцы, более чем другие жители республики сохранившие этнокультурную специфику и хозяйственный уклад традиционного общества. В горной части района — Дигорском ущелье и ущелье Уаллагком — особенно ярко проявляется сохранность горских обычаев, характерных не только для Осетии, но и для Северного Кавказа в целом. Административный центр района — село Чикола располагается на равнине, возвышающейся над уровнем моря на 600 метров. К горным, согласно Закону о горных территориях РСО — Алания, относят территории, находящиеся выше 1000 метров над уровнем моря.
В начале ХХ века в Ирафском районе горное население превышало равнинное. К началу ХХI века численность горцев упала в десять раз, в то время как равнинных жителей стало больше в два раза. То, что мы видим в горах в настоящее время, можно определить как демографическую катастрофу.
Горное население Ирафского района сосредоточено на склонах двух речных каньонов — реки Урух (Дигорское ущелье) и ее правого притока, реки Сонгутидон (ущелье Уаллагком), впадающей в Урух у селения Мацута, транспортного центра горной Дигории, расположенного на высоте чуть более километра. Отсюда начинается национальный парк “Алания”, созданный в 1998 году и охватывающий большую часть Горной Дигории.
Узкая и опасная дорога идет над рекой Урух, прорезавшей глубокую щель в Пастбищном и Скалистом хребтах. Здесь, у входа в Дигорское ущелье, неоднократно происходили битвы с врагами, пытавшимися прорваться в Горную Дигорию.
У Мацуты, при въезде в ущелье Уаллагком, горы раздвигаются, давая место для селений. Это лесная зона, но леса сохранились небольшими участками, их столетиями вырубали, освобождая места для сенокосов и пастбищ. Дорога идет над отвесными речными обрывами, мимо древних сторожевых башен, поднимая вас выше и выше — к альпийским лугам, к древнему Галиатскому поселению, откуда уже, кажется, рукой подать до снежников и ледников Большого Кавказского хребта.
В Уаллагкоме в двух администрациях местного самоуправления (новое наименование — сельские поселения) проживает 290 человек. В Махческом поселении, высотах 1300—1500 метров, осталось 14 процентов населения начала ХХ века, в отдаленном и более высоко расположенном Галиатском — 2,5 процента. Еще в 1900 году в трех селениях, входящих ныне в Галиатскую администрацию, проживало около двух тысяч человек, в 1989-м — уже 180, а в 2006 году осталось 49 человек. В каньоне реки Урух, в Дигорском ущелье, сохранилось чуть больше населения, примерно пятая часть прежнего, в общей сложности — 650 человек.
Во всех селениях преобладают пожилые люди. А среди молодых возрастов много мужчин. Девушки после окончания школы активнее переезжают на равнину или в Город, и не всякая городская девушка хочет ехать в горы, к тяжелому сельскому труду. И мужчины бы поехали за ними, но не у всякого молодого человека есть дом в городе, а идти примаком в дом жены — не принято, да и с родителями в основном в горах остаются сыновья. Отсюда — много холостяков в горах. В селении Стур-Дигора последнюю свадьбу сыграли в 2004 году, и невест больше нет (“Последнюю невесту увезли на плоскость!”). Сокращение количества браков в последние годы — одна из причин падения рождаемости в горных селениях. Подобная ситуация характерна не только для Дигории, мы наблюдали ее и в других горных районах Северного Кавказа. Невозможность создания семьи оборачивается для части оставшихся в селении мужчин снижением их социальных притязаний, утратой трудовой и бытовой этики. Однако следует признать, что, несмотря на все это, здесь нет ни такой разрухи в обитаемых домах, ни такого уровня алкоголизма, какой мы наблюдали в нечерноземной глубинке.
(Фотография издания strana.ru)
ГОРНАЯ ЭКОНОМИКА — БЕДНОСТЬ ИЛИ БОГАТСТВО?
Принято считать, что население бежит из наиболее бедных мест в поисках лучшей жизни. Ущелье Уаллагком с его обширными и высококачественными пастбищами и сенокосами по обеспеченности животноводческими угодьями значительно превосходит соседнее Дигорское ущелье. Когда-то существовавшие в Уаллагкоме колхозы были богаты, население ущелья всегда имело много скота, и уровень жизни населения был относительно высоким. При этом электричество появилось в горной Дигории только в 1970—72 годах, а устойчивая телефонная связь в Уаллагкоме и сейчас отсутствует. Когда пришло время урбанизации, которая здесь была усилена “столичностью” и близостью Владикавказа, именно материальное благополучие, а не бедность давало первый толчок к переезду в город или на равнину — большинство населения имело возможность купить квартиру или дом. Кроме того, здесь, в отличие от Дигорского ущелья, никогда не было туристических объектов, и никакой альтернативы сельскому хозяйству местные жители не видели.
В ущелье Уаллагком на землях нынешней Галиатской администрации располагался колхоз имени Калинина с несколькими тысячами голов крупного рогатого скота и овец, активно используя отгонную систему животноводства. Теперь у колхоза осталось 35 голов крупного рогатого скота и около 200 овец, и 15 его работников выращивают, в основном, зерновые на 200 гектарах равнинных земель, продавая зерно местным спиртоводочным заводам.
В связи с уходом колхоза с гор потери сельскохозяйственных угодий, по официальным данным, оказались огромны. Даже больше, чем в Нечерноземье. В реальности горные пастбищные земли не потеряли своего хозяйственного назначения, и местное население продолжает выпасать на них скот.
Чем живет горное население? По опросу 2004 года, когда в Галиатском поселении еще проживало 72 жителя, 20 из них работали вне места проживания. Население называло одной из основных проблем отсутствие рабочих мест в ущелье. Однако безработица в горах носит своеобразный характер.
Сравним особенности аграрного кризиса на севере и юге России. Если, например, в Костромской области, как типичном представителе Нечерноземья, продолжается тотальное сокращение поголовья скота, причем и в коллективных, и в индивидуальных хозяйствах, особенно сильное на периферии региона, то в Северной Осетии с конца 1990-х годов ситуация в горном животноводстве заметно изменилась. Поголовье скота — крупного рогатого, и особенно свиней, — стало расти исключительно за счет индивидуальных хозяйств населения.
Те же процессы характерны и для соседних республик. Например, в Дагестане произошел почти полный развал коллективного сектора с бурным развитием частного. Колхозы с отгонно-пастбищной системой поддерживались там большими дотациями. Их сокращение в 1990-х годах, рост цен на технику и горючее сделали отгонное животноводство невыгодным. При этом в горах и в предгорьях после некоторого кризиса количество скота увеличивается заметными темпами за счет индивидуальных хозяйств. Если в 1990-х годах в Дагестане в горных и предгорных районах количество общественного и частного скота было примерно равным, то сейчас частное поголовье превышает общественное в десять раз.
В Кабардино-Балкарии и прежде существовало четкое разделение между горной балкарской частью с животноводческой специализацией, в которой колхозы также оказались в глубоком кризисе (у населения сейчас сосредоточено 80—90 процентов скота), и равнинной кабардинской — земледельческой с большими полями пшеницы, кукурузы, подсолнечника, сахарной свеклы, овощей и более устойчивыми общественными хозяйствами, мало отличимыми от соседнего Ставрополья.
Таким образом, процессы, происходящие в Северной Осетии, довольно характерны для других республик Северного Кавказа. Однако здесь возможности роста индивидуального стада ограничиваются процессами текущей депопуляции горных селений: поголовье скота увеличилось в отдельно взятом дворе, но численность трудоспособного населения падает.
Рассмотрим, как организованы хозяйства населения в горах Северной Осетии.
ТРАДИЦИЯ ИЛИ НЕОБХОДИМОСТЬ?
Галиатскому сельскому поселению в ущелье Уаллагком принадлежит 3500 гектаров на высотах свыше 1600 метров. Из них около 1000 гектаров — это леса, скалы и неудоби. Остальное — субальпийские и альпийские луга и луговые степи, используемые как сенокосы и пастбища. Обрабатываемых земель — всего 15 гектаров на все поселение, под картофель и огороды. Удобные участки для земледелия располагаются только на пологих участках склонов в пределах или на окраинах селений. Древние искусственные террасы, засеваемые зерновыми до 1960-х годов, заброшены и используются под сенокосы или чаще всего под ближние пастбища.
Территория администрации в 1990-х годах была расширена с уходом колхоза почти в два раза, при этом большая часть горных территорий, которыми прежде распоряжался колхоз, оказались бесхозными. Население продолжает использовать земли, не приписанные к администрации, опираясь на традиционное право пользования, передающееся из поколения в поколение. Каждый знает свой участок для выпаса скота или сенокоса. Хозяйственных конфликтов среди населения практически нет. Однако при низкой правовой грамотности населения и сотрудников администрации с появлением любых новых хозяев неизбежны конфликты местных жителей с новыми землепользователями. В последние годы стали появляться на этих землях отары овец, и местная администрация не в состоянии не только защитить эти земли, но даже выяснить, кому принадлежат эти частные стада.
Галиатская администрация включает три селения: Дунта — 17 семей, Камунта — 6 семей и Галиат — 2 семьи. Местные жители говорят, что когда-то галиатцы могли ходить друг к другу по крышам: крыша одного дома была двором другого. Сейчас вы попадаете в призрачный мир древних каменных развалин, среди которых сохранилось несколько жилых строений. Укрепленные полуразрушенные дома напоминают средневековые крепости. Сложенные, в отличие от сторожевых башен, не на известковом, а на глиняном растворе, многие из них были разрушены еще в начале XX века. Их не ремонтировали, так как на смену им из России пришли другие строительные традиции. Сохранились старинные фамильные башни, склепы, древние каменные межевые сооружения. В селениях действует водопровод (каптаж), по которому вода подается из горных источников, расположенных выше селений, поэтому качество питьевой воды, как правило, высокое. Однако все отходы, включая нечистоты, сбрасываются в реку (деревянные кабинки туалетов стоят, как правило, над самыми обрывами), и качество речной воды ниже по течению никем не контролируется. В поселении нет организованной уборки и утилизации твердых бытовых отходов, нет местной канализации.
Здесь действует только начальная школа с одним учителем и двумя учениками. Несколько детей старшего школьного возраста учатся в средней школе-интернате в Мацуте. С введением “подушевого” финансирования школьного образования обе эти школы обречены, значит, детей в горах не останется вовсе. Фельдшерский пункт и магазин практически не работают, и жители вынуждены за всем необходимым ездить в другие селения или в Чиколу. При этом автобусное сообщение до Галиата прекращено, ближайшая остановка в село Махческ находится в шести километрах вниз по склонам. В селениях имеется 12 автомобилей, хотя состояние грунтовых дорог в горах очень плохое (правда, галиатцы считают, что их дорога еще вполне приличная). Большая часть этих узких и разъезженных дорог проходит над обрывами в несколько десятков метров, поэтому езда с местными жителями на машине — ощущение очень острое. Для горца, как для горной серны, жизнь над обрывами — обычное явление. Человеку же равнинному, и особенно городскому, все время кажется, что он живет в высотном доме, в котором убрали стену на улицу.
В селе Дунта есть два вновь построенных деревянных дома, остальное — непритязательные строения на каменных развалинах, спускающиеся лесенкой по склону. На противоположном склоне — развалины умершего села Хонсар, жители которого были переселены в ингушские селения во время депортации ингушей. Каменные строения, разрушаясь, покрывают камнями склоны, бывшие сенокосы, и, видимо, время собирать эти камни уже ушло. А ведь когда-то горный житель, следя за сенокосами и пастбищами, постоянно убирал камни, выворачиваемые из почвы мерзлотными процессами.
Главное занятие меcтных жителей — животноводство. Несмотря на то что преобладают старики, количество крупного рогатого скота на одну семью колеблется от 5 до 40 голов, почти в каждом хозяйстве есть свиноматки с множеством поросят, овцы, ишаки и лошади. Такое хозяйство без помощи родственников, живущих в Городе, вести трудно. В сохранившихся домах, которые и ранее были рассчитаны на большие семьи, летом проживает несколько поколений.
Целую неделю мы прожили в доме постоянного жителя села Дунта Мусаби Байсангурова. У него — самый большой и новый дом в деревне и множество построек для содержания скота. Однако большая часть дома пустует и заполняется только летом родственниками из Владикавказа (у Мусаби — 6 детей и 10 внуков). Сам Мусаби и его жена живут в небольшой, зато теплой кухне. Несмотря на свой почтенный возраст, 75 лет, Мусаби — инспектор национального парка “Алания”, плюс к этому и он, и его жена получают пенсию. Каждый день он пешком или верхом на своем любимом ишаке Коки осматривает свои “владения”, проходя по 20—30 километров по горным склонам.
Но, несмотря на зарплату и пенсию, основным источником дохода семьи является животноводство. В доме с родителями живет сын Алан, глава местной администрации, остальные дети и семья Алана проживают в Городе. В хозяйстве Мусаби — 37 голов крупного рогатого скота, в том числе 12 коров, телята и несколько рабочих быков, 18 лошадей, 4 яка, 50 овец, две свиноматки с поросятами и более десятка ослов, часть которых используется как гужевой транспорт. При советской власти в хозяйстве Мусаби было всего 7 коров и бычков и гораздо меньше овец и лошадей (по словам Мусаби, председатель колхоза считал его кулаком), а его дед до революции держал до 100 голов крупного рогатого скота. Кроме того, на 15—20 сотках выращивается картофель.
Рабочий день семьи организован так же, как и у других жителей селения, в том числе и у тех, кто считают себя безработными. Все встают в 6 утра или раньше и до 9—10 часов обихаживают скот. После утреннего кормления и дойки коров скот выгоняется на ближайшие пастбища до вечерней дойки. Общего стада не существует с момента распада колхозов, поэтому частный скот бесконтрольно выпасается на ближних к селению склонах. Овцы в теплый сезон пасутся самостоятельно, также на ближних пастбищах, их загоняют в помещение только на зиму. Свиньи осенью перерывают убранное картофельное поле, а ослы не требуют ухода, самостоятельно находя себе корм. Лошади круглый год пасутся на дальних пастбищах, сбиваясь в полудикие табуны, и только иногда приходят в селение, где стоит общая колода с солью для лошадей и ослов. Тем не менее каждый хозяин знает своих лошадей, равно как и лошадь — хозяина, поскольку рождаются и растут они при доме и только потом уходят в табуны. Мусаби призывает своих лошадей особым свистом. Однако найти лошадей и тем более оседлать их не так-то просто. Не у всех молодых это уже получается. Наш вопрос: “Зачем вам столько лошадей?” — только удивил Мусаби. “Пусть живут, они же корма не требуют, а когда нужно, и продать можно”. Цена на хорошую объезженную лошадь доходит до 30 тысяч рублей. Встречается и воровство скота (у Мусаби только в 2006 году украли две лошади). А на вопрос “Сколько у вас ишаков?” ответ был: “Да кто их считал, бездельников! Они же размножаются как хотят”. Но ишачки конечно же не бездельники, и безотказный транспорт Коки тому пример.
Горное животноводство, несмотря на экстенсивный характер, требует постоянных и огромных вложений времени и труда. Для прокорма зимой одной коровы требуется 3 тонны сена, не считая других кормов. Летом вся семья, включая родственников, живущих в городе, 4—6 недель занята заготовкой сена. Общая площадь используемых только этой семьей сенокосов достигает 8 гектаров. Косят вручную, мини-косилки имеются только в двух семействах; нет и сеноуборочной техники. Помимо ближних сенокосных угодий, каждый хозяин в селении знает свой, удаленный от села на три—пять километров участок в горах, до которого приходится добираться на машине или на лошадях по бездорожью. Вывоз сена является очень тяжелой задачей, так же, как и доставка комбикормов. Добавим к этому уход за молодняком и постоянный женский труд по переработке молока на масло и сыр.
Половина мяса крупного рогатого скота идет на продажу. Шести—восьмилетних лошадей обычно сдают на мясокомбинаты. Баранина идет в основном для домашнего использования и как обязательный компонент праздничного и ритуального стола. Сбыт продукции — сложнейшая проблема для горного жителя. Мясо продается главным образом через перекупщиков, которые пришли на смену прежней потребкооперации. Перекупщики скупают говядину по 43 рубля за килограмм живого веса, что составляет 80—90 рублей в пересчете на убойный вес. Повышение закупочной цены даже до 95—100 рублей сделало бы, по словам местных жителей, мясное животноводство выгодным. Молочные продукты идут в основном для домашнего стола, и большая часть молока используется для выкармливания телят. Продуктивность дойных коров низкая: в летний период она составляет в среднем 6—7 литров в сутки, иногда до 10 литров. В зимний период, при переходе к грубым кормам и при отсутствии других, продуктивность падает до 3—4 литров в сутки. Кроме того, транспортные проблемы и трудности с получением мест на рынках Чиколы или Владикавказа практически исключают торговлю сыром и другими молочными продуктами. Шерсть местные жители используют только для собственных нужд, в отличие от балкарцев и карачаевцев, чье древнее ремесло переработки шерсти и вязания давно и прочно завоевало кавказский — и не только — рынок.
Тем не менее горное животноводство оправдывает себя, являясь основным источником доходов и обеспечивая продуктами питания не только местных жителей, но и их родственников в Городе и на равнине. Сравнительный анализ результатов опросов населения в 2004 и 2006 годах показал, что при общем ухудшении условий жизни в последние 12—15 лет уровень доходов жителей постепенно растет.
При этом местное население жалуется на отсутствие работы, несмотря на то, что собственное хозяйство отнимает все силы и время и дает основной — и растущий — доход. Даже у горцев, лучше сохранивших крестьянские корни и менталитет, сформирована психология наемных работников. На вопрос, где бы они хотели работать, практически все жители отвечают: “На государственной службе”. Жители уверены, что только государственная служба обеспечит им стабильность дохода.
Доходы, получаемые от животноводства, уходят прежде всего на образование детей, обустройство их жизни в городе и строительство или покупку жилья в Городе или в крупном населенном пункте на равнине. Кроме того, значительная часть всех доходов уходит на такие обязательные траты, как местные праздники, являющиеся мощным специфическим институтом сохранения традиций, свадьбы, похороны, рождение ребенка и другие события в семьях родных и знакомых, каковых в небольшой республике очень много. Только свадьбы родственников и друзей обходятся в несколько десятков тысяч рублей. Немалые деньги нужны и на продукты — муку, овощи (помидоры и огурцы не растут в здешнем суровом климате), подсолнечное масло. Все закупается в большом количестве, с обязательным расчетом на гостей. Выясняя доходы и расходы жителей, мы спросили одну из хозяек: “А сколько килограммов муки вы покупаете в год?”. Молодая женщина взглянула на нас, горожан, снисходительно. “Горцы, — сказала она, — не покупают килограммами. Горцы покупают мешками и ящиками”.
Никто не вкладывает средства в расширение хозяйства, покупку необходимой техники, улучшение породного состава скота. Организация малых производственных цехов по переработке сельскохозяйственной продукции во всех горных селениях упирается в неустойчивость снабжения электроэнергией, несовершенство кредитно-финансовых механизмов и отсутствие навыков кооперации.
Следует констатировать, что оставшиеся в селениях жители всех возрастов уже не связывают свое будущее с горами и родным ущельем, воспринимая проживание здесь как материальную основу своего будущего благополучия в городе.
Итак, депопуляция горных районов в отличие от русской глубинки пока не привела к полной деградации животноводческого уклада жизни. Этому способствуют сохранение традиций, более здоровая социальная среда, тесная связь с городскими родственниками и достаточно высокие социальные и экономические притязания. Однако с уходом старшего поколения большая часть домов либо будет полностью покинута, либо превратится в летние дачи. В таком случае животноводство станет невозможным. Между тем в последние годы наметилось повышение интереса к жизни в горах со стороны городских жителей, прежде всего выходцев из горных селений. Так, в 2003—2004 годах в Галиатское сельское поселение из Владикавказа переехало пять человек для занятий сельским хозяйством. Это люди предпенсионного и пенсионного возраста, но есть и молодые люди, готовые вернуться в горы и вести здесь хозяйство. Однако постепенное разрушение инфраструктуры сильно осложняет жизнь людей и на каком-то этапе может сделать ее невозможной. В программах развития республики и района горным поселениям уделено очень мало внимания, исключая долгосрочные планы по развитию энергетики и реконструкции дорог. Но местные жители могут не дождаться реализации этих планов — численность населения и уровень его социального оптимизма близки к той критической точке, по достижении которой горы останутся без коренных горцев.
ЕСТЬ ЛИ БУДУЩЕЕ У ГОРНЫХ СЕЛЕНИЙ?
Галиатская группа селений, самая крупная и самая богатая в Горной Дигории, потеряла больше всего населения и находится на грани полного обезлюживания и разрушения. Возможно ли остановить отъезд последних семей и привлечь сюда жителей равнины — как выходцев из Уаллагкома, так и тех, кто хотел бы жить и работать в горах? Что для этого нужно предпринять и кому?
В 2006 году был проведен опрос жителей Галиатской администрации, чтобы выявить основные проблемы, решение которых, по их мнению, замедлит или остановит опустение селений и даст надежды на их возрождение. Локальный уровень опроса помогает вскрыть проблемы, не замечаемые на уровнях района или республики.
Основной проблемой жители называют отсутствие внимания к их нуждам со стороны властей. Реакцией на это невнимание является разочарование населения в реформах, недоверие ко всем инициативам, включая национальные проекты. Ведь, чтобы получить кредит на развитие своего хозяйства, надо иметь официальную зарплату не менее 2000 рублей на человека. Иными словами, семья, состоящая только из мужа и жены, должна зарабатывать 4000 рублей, а если у них есть даже один ребенок, то — 6000 рублей. Таких зарплат здесь нет, а чаще вообще нет никаких. А решиться закладывать дом или скот очень и очень трудно сельскому жителю.
Опросы показали, что уровень доверия сельских жителей к властям трех уровней — районного, республиканского и федерального — чрезвычайно низкий. Заметно выше рейтинг у местных администраций — и это понятно, ведь жители в основном имеют дело именно с главой сельского поселения. Добавим, что доверие федеральным властям по результатам опросов по сравнению с 2004 годом падает.
Проблемы, касающиеся текущей жизни, оказались типичными для всех сельских поселений горной части Ирафского района и распределились в порядке приоритетности следующим образом.
- Проблемы сбыта сельскохозяйственной продукции: отсутствие централизованных закупок, низкие закупочные цены, отсутствие дотаций, недоступность мест на рынках.
- Отсутствие рабочих мест и дополнительных или альтернативных сельскому хозяйству заработков.
- Высокие цены на электроэнергию при отсутствии магистрального газа.
- Отсутствие телефонной связи (подключение к мобильной связи ожидается в ближайшем будущем).
- Чрезвычайно низкое качество дорог.
- Отсутствие сельскохозяйственной техники, особенно мини-техники и информации о ней. Как результат — тяжелый ручной труд.
И никто в селениях не сказал о своей озабоченности состоянием окружающей среды и земельных ресурсов. Между тем современное горное землепользование — нарушение ярусности использования угодий, неконтролируемый выпас на ближних склонах — весьма негативно сказывается на состоянии горной среды. Ближние к селениям склоны эксплуатируются нещадно, скот гуляет даже по кладбищам. Почвенная эрозия, всегда готовая проснуться в горах, уже привела к настоящему облысению обширных участков. А ведь почва, рыхлый мелкозем в горах — бесценное сокровище. Смойте его — и жизнь в горах умрет. На голой скале мало кто может выжить…
И даже тот факт, что большая часть удаленных пастбищ сейчас не используется, не всюду может быть оценен как положительный. Казалось бы, природа отдыхает, и это замечательно. Пусть восстановятся дикие горные луга! Между тем уплотнение поверхности, стравливание, унавоживание — необходимые условия для устойчивого состояния так называемых пасторальных экосистем, которые веками находились под скотоводческим воздействием. При забрасывании альпийских и субальпийских пастбищ восстановление характерного для них растительного покрова сильно затруднено (семена не могут пробиться сквозь толстый слой растительного опада, или “ветоши”). Жители говорят, что появилось много несъедобных и даже ядовитых трав, уверяют, что резко увеличилось количество клещей. В верхней субальпике и альпике мерзлотные процессы, о которых мы уже упоминали, приводят к завалуниванию поверхности и даже появлению так называемой “каменной отмостки”. В будущем — если у горных селений есть будущее! — при возрождении интереса к сельскому хозяйству или при развитии туризма качество сельскохозяйственных угодий и горной среды в целом будет играть очень важную роль. И тогда для восстановления качества пастбищ могут понадобиться большие усилия. Правда, в определенных условиях природные смены растительного покрова и восстанавливающиеся стада диких копытных — туров, серн, косуль — приведут постепенно горные луга к равновесному состоянию.
Очень интересна динамика мнений населения по приоритетным социально-экономическим проблемам. Если в 2004 году большинство населения называло главной сложностью безработицу, то в 2006-м актуальнейшей проблемой был назван сбыт продукции. Это означает, что для современной хозяйственной жизни горных селений характерны противоположные тенденции: наряду с ее упадком идет процесс возрастания интереса населения к сельскому хозяйству.
Можно ли решить проблемы Галиата?
Создание рабочих мест в Галиатской администрации предполагается только в долгосрочной перспективе — если в ущелье будет развиваться энергетика. Пока местная сельская администрация возлагает надежды на семейный и индивидуальный агро- и этнотуризм и планирует превращение одного из административных строений (на высоком склоне с прекрасным видом на окрестные горы) в гостевой домик для туристов. Но дом требует значительных средств на ремонт и реконструкцию. Если удастся найти эти средства, традиционное горное сельское хозяйство может стать основой развития совершенно новой для этих мест сферы услуг. Добавим сюда “гастрономический туризм” — кто откажется от местных сыров и трех осетинских пирогов! Рекреационная деятельность, в свою очередь, может стать двигателем традиционного горного сельского хозяйства и условием сохранения этно-культурной специфики и исторического наследия территории. Однако бизнес в горы не идет, считая их депрессивной территорией. Кто будет делать крупные вложения в места, где живут всего несколько сот человек?
В соседнем Дигорском ущелье условия для скотоводства хуже, но зато больше ландшафтного разнообразия, придающего местности живописность, и фантастической красоты ледник Караугом сверкает совсем рядом. Здесь в советские годы была весьма активна рекреационная деятельность. По ущелью проходил известный конно-пешеходный маршрут через перевал в Грузию, здесь действовали альплагеря, и туристы были частью местного пейзажа. Сейчас знаменитый пансионат “Ростсельмаш” — ныне “Дигория”, не знающий ремонта с советских времен, — работает в основном по федеральной программе детского отдыха. Несмотря на активизацию туризма в последние годы (а альпинисты никогда не забывали эти края), население практически не вовлечено в туристический бизнес. Новое явление — дачники из Владикавказа, построившие здесь уже целый поселок.
Главным для оставшегося населения все же остается не рекреация, а сельское хозяйство. Но решить проблемы сбыта продукции трудно без организации транспортных, сбыточных, торговых кооперативов. Частично это решило бы и проблему создания рабочих мест. Однако идеи самоорганизации не находят у населения поддержки; жители ожидают решения проблем сбыта от властей.
Эта ситуация — серьезный сигнал для властей различных уровней, которые, в свою очередь, считают сбыт продукции делом самого населения и уповают на то, что горцы всегда найдут выход из положения. Само население говорит совсем иное: “Жизнь очень тяжела. Зимой дорога становится совсем непроезжей. Никакой связи нет. Если человек заболел, надо уезжать, в горах не выжить. Все держится только на скоте, но работа очень тяжелая. Нет техники. Нет дорог к покосам и т.п.”.
Очевидно, что низкий уровень инфраструктуры, отсутствие самоорганизации жителей, их экономическая и социальная пассивность диктуют необходимость целенаправленной работы с населением и, возможно, создание специальной программы социально-психологической поддержки горного населения в новых экономических условиях. Это поле деятельности для таких учреждений, как, например, Институт гуманитарных исследований при правительстве РСО — Алания. Такие институты созданы при правительствах и других республик на Северном Кавказе, но работа с населением не ведется нигде. Кроме того, необходимо повышение уровня правовой грамотности населения, особенно в областях земельного и трудового законодательства.
Еще одна проблема, которую местному населению трудно решить без поддержки властей и, возможно, СМИ: это создание высокого спроса на горную продукцию. Требуется систематическая работа по формированию специализированного рынка горной продукции, делающая упор на экологическую чистоту и вкус продукции. Горный картофель уже занял свою нишу на рынке: районированные местные сорта имеют высокие вкусовые качества, устойчивы к болезням, и перекупщики дают за картофель оправданную высокую цену.
Проблемы, общие для всех горных селений региона, в Галиатском сельском поселении усугублены местными бедами. Прежде всего здесь прекратилось автобусное сообщение. Это событие, усилившее изолированность селений, “перевесило” по значимости многие проблемы. Именно оно ускорило отъезд ряда жителей, осложнило жизнь оставшихся и резко снизило мотивации для тех, кто хотел бы вернуться. Возобновление маршрута, пусть даже если автобус будет ходить не чаще двух-трех раз в неделю, жители считают одним из стимулов для продолжения жизни в селениях Галиата. Добавим к этому, что в селении отсутствует подвоз товаров, нет аптечного пункта, а фельдшерский пункт практически не работает. Периодически разрушаемые паводками мосты затрудняют доступ к сенокосным угодьям.
Именно эти нерешенные “малые”, локальные проблемы часто оказываются самыми важными факторами, разрушающими нормальный ход жизни, существенно снижающими уровень социальной стабильности и в конечном итоге ускоряющими депопуляцию горного селения. Их решение не требует крупных средств, но последствия их устранения могут быть весьма позитивными. Для сохранения жизни в горах от властей требуется совсем немногое — внимание к “ближнему кругу” проблем селения, интенсивный подход к обустройству территории, оперативное решение проблем, снижающих качество жизни людей.
В настоящее же время действует другая закономерность: властям, как правило, не интересна “политика малых дел”, их привлекают крупные бизнес-проекты. В результате чем меньше населения, тем меньше внимания проявляют власти к селению и тем быстрее оно пустеет.
Однако причинами оттока являются не только урбанизация и глобализация, но и отсутствие внятной концепции развития горных территорий Северного Кавказа. Этой программы нет ни на федеральном уровне, ни на уровне Южного округа. Исключением является программа “Горы Осетии”, действующая с 1996 года в Северной Осетии и финансируемая правительством республики. Ее задачи — поддержка горного населения и горной экономики, связи между населением и властями. Сейчас в рамках этой программы по возможности решаются локальные, “мелкие”, но жизненно важные проблемы населения. Возможности эти ограничены весьма скромными средствами, отпускаемыми на ее выполнение, а функции “поддержки горной экономики” просто невыполнимы. Директор программы, Хаджимурза Колиев, сам бывший горец, знающий каждого горца республики в лицо, говорит: “Пора горным районам переходить от выживания к развитию”. Но для этого нужна совсем другая степень внимания к горным территориям. Пример поселения Галиат наглядно показывает, что традиционное хозяйство, нацеленное на единственную отрасль — животноводство, не оснащенное техникой, не встроенное в организованную систему закупочного и транспортного обслуживания, исчерпало возможности для развития. Расширение же спектра экономической деятельности, модернизация инфраструктуры не решаемы на уровне местного населения.
Горный Северный Кавказ имеет одно существенное отличие от нечерноземной России. В глубинных районах Нечерноземья основным последствием сильной депопуляции стала общая деградация сельского сообщества, приводящая к свертыванию всей хозяйственной жизни. Эта деградация в новых рыночных условиях усиливается тотальным уходом крупнотоварного сельского хозяйства с маргинальных территорий, и ни качество земель, ни наличие дорог, в общем, не влияют на эту ситуацию. На Северном Кавказе, несмотря на процесс урбанизации и неизбежность миграции, население продолжает поддерживать хозяйственную активность, и зависимость ее от условий жизни и среды — инфраструктуры, энергетики, качества земельных ресурсов — все еще велика. Это означает, что любые сдвиги в сторону улучшения условий жизни в горах дадут позитивный результат — затормозят отток населения.
Итак, былая колхозная система отгонного животноводства в Северной Осетии разрушена, крупные хозяйства “ушли” на равнину, сменив животноводческую специализацию на растениеводческую. А в горах восстанавливается частное животноводство, главным ограничителем которого служит количество катастрофически уменьшающегося населения.
Казалось бы, растущие доходы и постепенное повышение уровня жизни должны сопровождаться повышением и уровня социального оптимизма. Однако этого не происходит. Привычно ругая власти, жители не верят, что “в горах можно будет жить нормально”. Не верят и школьники: на просьбу “Нарисуй, каким ты видишь свое будущее”, почти все ребята в школе Стур-Дигоры нарисовали Город (а один мальчик нарисовал, как он въезжает на мотоцикле в Кремль!)
Но не следует во всем винить власти. Неблагоустроенный быт, трудоемкая хозяйственная деятельность, неудовлетворенность уровнем и качеством жизни являются не только следствием “нерадивости” властей и объективных обстоятельств, но и следствием весьма низкой экономической и социальной активности населения. Разобщенность жителей, слабая общественная солидарность — одно из важнейших препятствий на пути развития горных территорий.
При этом традиции населения сохраняют многие важнейшие этические аспекты социума : трудолюбие, уважение к старшим и заботу о детях, соседскую взаимопомощь, заботу о репутации своей фамилии, любовь к своему краю. Каждый горец гордится природой своих гор и знает множество легенд о камнях и скалах своего ущелья. Гость ущелья — это и его гость. Он хранит древнее знание о том, как вести сельское хозяйство в горах, и живет в ладу со всеми домашними животными. Этот человеческий капитал — мощный потенциал для того, чтобы превратить пессимизм в уверенность в том, что “в горах можно будет жить нормально”.
В качестве иллюстрации была использована фотография из блога http://justromantic.livejournal.com
Авторы исследования:
Нефедова Татьяна Григорьевна — доктор географических наук, ведущий научный сотрудник Института географии РАН.
Грачева Раиса Габдрахмановна — кандидат географических наук, старший научный сотрудник Института географии РАН.
Автор: Zilaxar Рубрика: Общество, Экономика Метки: горная Осетия