Статья о проекте Закона «О языках народов СО ССР», опубликованная 5 июня 1992 г. в газете «Северная Осетия». За прошедшие четверть века ситуация не поменялась, и написанное остается крайне актуальным.

***

Автор: Т. Борсати

Многие годы меня мучают вопросы, которые я никогда не произносил вслух. Наверное, потому, что не надеялся получить на них ответ. Но сегодня я хочу громко спросить: «Почему осетинский язык в Осетии оказался вытесненным из всех сфер жизни?».

Почему обращение на осетинском к продавцу, кассиру, да и вообще в любой сфере деятельности, воспринимается как оскорбление личности?

Ответ на все эти «почему» отчасти дает статья Ю.И. Кониева («Северная Осетия», №46 от 1992 г.). «По Конституции 1936 г. разные нации и народности получили… разные формы государственности. Подобная система национальной государственности привела к тому, что народы СССР оказались в разном правовом положении, юридически было закреплено их политическое и экономическое неравенство. Северные осетины получили статус второсортного, а южные — третьесортного народов». Естественно, в неравном положении оказались и языки народов. Возникла иерархия языков. И хотя дискриминация языка и обычаев горцев началась задолго до Октябрьской революции, особое развитие этот процесс получил именно в советский период, ибо «…вненациональной советской бюрократии было удобно общаться и вести переписку на одном… языке». Тоталитарная система, предполагающая унификацию, тяжелым колесом проехалась по пышному многоцветью языков малочисленных народов. К концу эпохи правления Хрущева, в результате проведенной реформы, национальная школа была подрублена под корень. Пагубные последствия этой акции для языка и культуры трудно переоценить».

Одной из главных целей идеологического развития общества в советский период была «интернационализация», и основным средством ее достижения считалось двуязычие. Этот термин употребляется часто, но, как справедливо отмечает эстонский ученый М. Хинт, он «чисто конъюнктурный», не имеющий реального содержания, ибо он подразумевает двуязычие только нерусского населения, а следовательно, предполагает неравенство языков. Из нас хотели создать новую «историческую общность — советский народ». Языковая политика была направлена на «дальнейшее стирание различий» между народами. В сущности сделана мощная и небезуспешная попытка ассимилировать малочисленные народы, русифицировать их. И, к сожалению, этот конвейер по-прежнему работает.

Но разве можно не видеть неравенство условий существования русского языка и языков малочисленных народов при сложившейся у нас языковой практике? ведь, как писал К. Каутский, «язык малочисленного народа социально заведомо слабее», и без создания условия для нормального функционирования он обречен на гибель. Примеры с двуязычием в Бельгии и триязычием в Швейцарии — неудачны, ибо там соседствуют равные по силе языки, имеющие мощную подпитку из национального очага за границами этих стран: Франции, Нидерландов, Германии, Италии. Кроме того, языки там, насколько известно, поставлены в равные условия, т.е. они наделены одинаковыми общественными функциями. Мной составлена таблица, в которой функции русского и осетинского языка в Северной Осетии сведены к 17 позициям. Это такие функции, как, скажем: межнациональное общение, общение в семье, в сфере обслуживания, обучение в детсадах, в школах, в вузе… Эти функции русский язык в полной мере выполняет все, а осетинский — нет.

Вдумайтесь только — язык лишен функции, ему нет места в жизни народа. Он едва дышит, он как свеча, задуваемая ветром.

Так может маленькая свеча осетинского языка противостоять информационному вихрю на русском языке?

Немногочисленный осетинский народ живет в обширных русской и грузинской средах, растворен в этих средах, поскольку осетинские населенные пункты перемежаются русскими и грузинскими. Во все времена масса осетин выезжала на заработки, учебу и воинскую службу в другие края, где они в первую очередь приобщались к русскому языку, порой отвыкая от осетинского или даже забывая его. Словом, постоянно действовали каналы ассимиляции нашего народа. Нельзя не учитывать экономический фактор, хозяйственные связи, которые накрепко привязывают малые народы к колеснице других народов.

Все эти условия, факторы и предпосылки носят объективный характер и как бы оправдывают сложившуюся ситуацию. Но нас здесь подстерегает очень неприятный вопрос, ответ на который лишает нас возможности списать все исключительно на необъективные обстоятельства. Почему именно осетинский народ является пионером этого процесса, почему осетины знают свой язык гораздо хуже, чем другие народности Северного Кавказа? Ведь и эти народы испытали на себе колонизаторскую политику дореволюционной России, и политику Политбюро, и Секретариата ЦК КПСС 1960–1980-х годов, и все другие напасти?

Стало быть, мы вынуждены сделать второй вывод, заключающийся в том, что громадное значение имеет так называемый субъективный фактор, сознательная деятельность или бездеятельность человека, народа. Он у нас непостижимо слаб. Среди руководителей республики, назначаемых Москвой, к сожалению, не было носителей идеи национального возрождения и развития. Нашими «отцами нации», никогда не ставились стратегические вопросы в национальном плане. Только тактические. У нас вытравили инстинкт самосохранения нации. Нас лишили истории и языка. На протяжении многих десятилетий происходила коррозия национального самосознания.

Осетинский «опыт» пропагандировался и распространялся не только в РСФСР, но и союзных республиках. Наши же руководящие партийные и советские деятели получали награды, почетные звания. Безусловно, подобные акции по ускоренной ассимиляции малых народов являлись продуктами советской системы, но система срабатывала не сама по себе, ее приводили в действие люди, работники, должностные лица. Именно они, я считаю, предложили Северную Осетию в качестве языкового полигона. Но не это самое худшее. Процесс ликвидации осетинской школы самым активным образом был поддержан педагогической общественностью и родителями.

Согрешив, мы каемся. Нынче мы каемся и призываем друг друга к защите родного языка. Однако одного энтузиазма и призывов в этом деле мало. Они слышны много лет, а дело только ухудшается.

Чрезвычайное, катастрофическое положение языков малочисленных народов требует чрезвычайных мер, я бы сказал введения режима чрезвычайного положения по их спасению. Прежде всего необходим закон «О языке» утверждающий статус языка, напоминающий этот статус реальным содержанием.

Я не специалист, но мне кажется, надо поднять престиж языка коренной национальности. Ведь почему многие родители стремятся, чтобы их дети владели иностранным языком, скажем, английским. Отнюдь не из-за красоты его звучания или любви к английской литературе. Нет. Просто он обязателен в школе, в институте и дает молодому человеку перспективу, сулит какой-то шанс. То есть, осязаема польза от знания его. Отсюда и престиж. Нечто подобное нужно сделать и с языками коренных народов республики, входящих в Российскую Федерацию.

В этой связи, на мой взгляд, заслуживает внимания опыт Украины. Здесь принят закон «О знании украинского языка», который устанавливает три уровня знания.
Если гражданин знает 700 слов по-украински, то он может претендовать на работу в качестве водителя автобуса, санитара, швейцара и т.д., то есть, на работы, где не требуется хорошее знание языка. И это первый уровень.

Второй уровень — от человека требуется хорошее владение украинским языком, и тогда он может работать врачом, учителем и т. д.

Третий уровень — человек в совершенстве владеет украинским, и только тогда он имеет право работать на руководящей должности.

Подобный подход формирует у людей сознание необходимости, знания языка коренной национальности, а следовательно, поднимает его престиж. И никаких призывов. Нам, я думаю, пригодится в этом, смысле опыт украинцев.

Если мы сегодня объявим, что, к примеру, через 5 лет руководитель любого предприятия или учреждения обязан будет владеть в совершенстве осетинским языком, то, я уверен, многие, очень многие призадумаются, а завтра за его изучение серьезно возьмутся и потребуют для своих детей школы на осетинском.

Кстати, уже сегодня у нас есть примеры уважительного отношения к осетинскому языку со стороны должностных лиц. Председатель Владикавказского горисполкома М. М. Шаталов свободно владеет осетинским, часто им публично пользуется.

Отправным моментом в дискуссии об изменении языковой политики в сторону ее большей национализации должно быть отсутствие взаимных упреков, скажем, со стороны русскоязычных: «Да вы, мол, сами не говорите на своем языке, а еще хотите, чтобы говорили мы!». Этот упрек несправедлив, ибо, как было выше отмечено, все малочисленные национальности были поставлены в условия, когда их язык оказался вычеркнутым из жизни, и потому они не говорят или говорят на нем мало, плохо. Или, скажем, упреков со стороны представителей коренных национальностей: «Вы, мол, русские, всю жизнь живете в республике и не удосужились хоть немного узнать язык коренной национальности!» Этот упрек так же несправедлив, так как язык начинают учить тогда, когда в этом появляется необходимость. Это объективный закон, а необходимости у русских в знании языка коренной национальности (мы все тому свидетели) — не было.

На земле нет другого уголка, кроме Осетии, где бы мог существовать этот, некогда могучий, оставивший свой неизгладимый след на просторах Европы и Азии, от Британии до Палестины, сопровождавшийся эпитетом «прекрасный», язык алан-осетин. Язык, на котором слово «Человек» связано с именем прародителя рода человеческого — Адама. И надо сделать так, чтобы осетинская речь здесь не умолкла навеки.

Процесс реанимации языка и изменения его статуса, несомненно, потребует расходов и времени. Чтобы достичь действительного равенства, нужно будет на первых порах тактично прививать язык, ранее ущемлявшийся, дать ему возможность вырасти. Но нужно постараться избежать опошления идеи, обид, разговоров об ущемлении русского языка.

Нет никакого сомнения, что на этом пути мы встретим упорное сопротивление, но здравый смысл должен взять верх. Работа предстоит колоссальная, но приступать к ней нужно уже сейчас. Уже сегодня нужно готовить кадры педагогов и воспитателей, журналистов и дикторов, работников сферы обслуживания, умеющих работать на осетинском языке. Уже сегодня, на первом этапе, помимо принятия закона о языке, дающем осетинскому реальный статус государственного языка, необходимо:

— разработать и принять закон «Об уровне знания осетинского языка» с тем, чтобы через пять лет провести аттестацию всех работающих в народном хозяйстве республики;
— создать комитет по реформе языка при Верховном Совете и Совете Министров;
— организовать работу по переводу учебников и разработке методической литературы для школы и университета, изданию русско-осетинских разговорников, пособий для изучающих язык, разработке документов делопроизводства и отчетности;
— в законодательном порядке принять решение о переводе в 1994 году половины всех дошкольных заведений и начальных классов средних школ на осетинский язык обучения. Дальше нельзя терпеть позорное явление, когда в Осетии есть сотни русских, грузинская, при культурных обществах открыты греческая и армянская, и нет реально ни одной осетинской школы;
— изменить режим работы радио и телевидения на осетинском языке, с увеличением времени вещания к 1994 году 15–20 часов в сутки. На телевидении организовать синхронный перевод передач Российского телевидения.

Реальное осуществление указанных выше мер на 1993–1994 г.г. заложит основу для успешного проведения следящего этапа, а именно:

— законодательно ввести употребление осетинского языка с 1995 года в делопроизводстве, управлении народным хозяйством и отчетности — до уровня употребления русского языка;
— ввести с 1995 года в СОГУ вступительный экзамен или собеседование по осетинскому на всех факультетах, а с 1996 года — то же самое в других вузах;
— с 1995 года в соответствия с законом «Об уровне знания осетинского языка» провести аттестацию в сфере обслуживания.

Разговоры о том, что в нынешней тяжелой экономической и политической ситуации нам не до реформ в области языка — это отговорки. Никогда нам легко не было и не будет. Если мы хотим иметь историческую перспективу и сохраниться как этнос, если хотим, чтобы нас считали культурной нацией и чтобы никто не мог бросить нам в лицо оскорбление, как это сделал Гамсахурдиа: «Осетины дикий народ, они не заботятся о своем языке», — то мы должны осознать всю бедственность своего положения и включить механизм самозащиты нации. У нас должно хватить благоразумия понять, что трагедия уничтожения культуры начинается с уничтожения языка.

Легко ли быть осетином?

Нет, нелегко.

***

Читайте также:

«Осетинский язык и интернет. Опыт адаптации»

 «Денационализация осетинской школы»

«О превратностях российского федерализма (2007)»

«Коста о „литературном языке“»