Выселение из Саниба. Весной 1944 г. началось насильственное выселение санибанцев на равнину. В феврале произошла депортация ингушского народа. Осетинских горцев советское государство решило использовать для замещения депортированного населения, для хозяйственного освоения опустевших земельных угодий. Перемещение и изгнание осетин с горных территорий, расположенных вокруг стратегических транскавказских коммуникаций, открыло новую возможность изменения территориально-административных границ в пользу Грузинской ССР, которая одновременно спешила освободиться от коренного населения ранее захваченных осетинских ущелий верховьев Терека и Арагвы, а также сократить численность осетин в Юго-Осетинской автономной области. Территории до реки Ганалдон (в том числе и селение Саниба) были переданы Грузии (см.  «Как Сталин передал Грузии Восточную Тагаурию»).

Фатима Александровна Дзгоева вспоминает:

«Сато, Дузе, Алексей и мой отец Александр были братьями, жили в одном дворе в Уаллаг-Саниба. Сато и Алексей не были женаты, они умерли еще в горах, как и Дузе, семья которого переселилась в Чермен. Говорили, что ингушей выселяют. Потом мы услышали, что их выселили, а тех осетин, кто в горах живет, переселяют на равнину. Будут, мол, работать в колхозе и жить хорошо. Мой отец не хотел уходить. А нам, молодежи, было даже интересно. Но выбора не было: нас в любом случае переселяли, не спрашивали. Нас привезли, показали дома. Мы оставили свои дома в Саниба и переехали в Чермен. В наших домах летом поселились грузины».

Елизавета Дзигоевна Дзгоева говорит:

«Выселилась наша семья, когда ингушей выслали. К этому времени я уже замужем была, в городе жила. Они не очень хотели уезжать из гор — по нашим я сужу: отец говорил мне об этом. Но власти настаивали. И они переселились. Мой отец до последнего сопротивлялся, потом согласился: „Не будем же одни жить“. Мать вскоре умерла, потом отец. Отцу было около шестидесяти, матери примерно столько же».

Хамби Магометович Дзгоев, родители которого еще до войны переехали в Беслан, рассказывает о ближайших родственниках, остававшихся в горах:

«Когда ингушей выселили, Саниба тогда передали Грузии. Наши, санибанцы, не соглашались уходить, но власти не разрешали оставаться: „Переселяйтесь, мы в Базоркино вам дома дадим“. А грузины когда свой скот пригнали, то санибанцам уже ничего не оставалось делать. Грузины уже не давали жить, запугивали.

Не хотели они оттуда уезжать, из Саниба, в ингушское село. Не хотели, родные места были им по душе. Но ведь и выхода у них не было. Здесь им выделили дома, и они в них поселились. Дома из самана. Большие дворы. Большие огороды. Правда, дров не хватало, лес от них был далеко.

Один квартал дали Саниба и Кани, Даргавсу — другой, Коби — третий. Помогали друг другу, как братья жили. И все равно они тосковали. В горах им больше нравилось, в Саниба. Брат деда — Заурбек, что в Базоркино переселился, года не прожил. Кто с гор, старики, переселились на равнину, один-два года, больше не прожили, не протянули. Кто в горах до старости жил, для него разве здесь хороший воздух?»

Заира Казбековна Дзгоева, родившаяся в Беслане, с детства близко общалась с семейством Тата Дзгоева, женатого на родной сестре ее матери:

«Они не бросили Саниба сами. Их же выгнали! Когда ингуши ушли, их же переселили на ингушские земли. Их дома в Саниба отняли, а ингушские дали в Чермене. А в Саниба переместили грузин. Весной 1944 года они переселились. А мы летом к ним приехали проведать. Буту (Муслимат, жена Тата Дзгоева, тетушка рассказчицы) все время плакала. Там одна старая женщина оказалась — гадальщица. И тетя зовет меня: „Иди сюда, по-осетински не знает эта женщина. Иди сюда, она гадает на картах! А ты мне переводить будешь. Пусть спросит: останемся ли мы тут? Хоть бы она сказала — уйдете обратно! О, за что это нам?! Воды из Кауридона еще раз бы напиться!“ Так она всю жизнь говорила».

Чермен Николаевич Дзгоев в 1941 г. ушел на фронт, выселение родных происходило в его отсутствие:

«Мæхъæлы куы атардтой, уæд сæ Санибайæ тыххæй сыстын кодтой æмæ сæ Чермены хъæумæ цæрынмæ рарвыстой. Мæ фыды фыд уыцы ран фæрынчын æмæ 1944 азы ахицæн. Никæй фæндыдис цæуын мæхъæлы хъæутæм. Дзгойтæм Гагко уыди, председатель сельсовета, æмæ сæ уый тыххæй Санибайæ ралидзын кодта. Гуырдзиæгтæ чи сты, уыдон сын сæ дзаумæттæ-йедтæ сæ уæттæй, сæ агъуыстытæй ракалдтой. Нæ хæдзæрттæ та нын гуырдзиæгтæн радтой. Мæ фыд уыди тынг рынчын, сынтæгæй нал стади. Ӕмæ йын йæ сынтæгыл схæцыдысты æмæ йæ рынчынæй кæрты астæумæ рахастой æмæ йæ уым ныууагътой: уадз æмæ, дам, дæ бирæгътæ уæддæр бахæрой, кæд дæ дæхионтæ нæ ласынц Чермены хъæумæ, уæд. Ӕмæ уæд куыддæр æгъдауæй йе фсымæры лæппутæ цыдæр бричкæ ссардтой æмæ йæ афтæмæй нылластой Чермены хъæумæ. Ахæм митæ нын кодтой. Ӕз та уыцы рæстæг хæсты уыдтæн. / Когда выгнали ингушей, тогда их (родных рассказчика. — Р. Б.) насильно выселили и отправили на жительство в Чермен. Мой дед там заболел и в 1944 г. скончался. Никто не хотел ехать в ингушские села. Был у Дзгоевых Гагко, председатель сельсовета, так он их силком заставил выехать из Саниба. А грузины — те их пожитки из комнат, из помещений выбросили. А дома наши грузинам отдали. Отец мой был очень болен, не вставал с постели. Так они подняли его кровать и вынесли его больным на середину двора и там оставили: пусть, говорят, тебя хоть волки съедят, раз уж родные в Чермен не везут. И тогда каким-то образом сыновья его брата нашли какую-то бричку и довезли его так до Чермена. Так с нами поступали. А я в то время на войне был».

Измаил Шамильевич Дзгоев происходит из семьи коренных бесланцев. Он рассказывает о своем отце, Герое Социалистического Труда Шамиле Кильцикоевиче Дзгоеве:

«Его послали организовать колхоз в селении Чермен. Осетины — горцы не хотели, но их заставили переселиться. Мол, в горах ничего уже нет. И вот взяли их земли, вселили грузин-хевсур. Многие потом хотели вернуться, но уже их дома были заняты грузинами. Было 4 колхоза и 4 председателя. Отец работал одним из председателей».

Отношение к происходившим событиям, господствовавшее тогда в Осетии, хорошо выражено в ответе председателя колхоза, коммуниста Шамиля Дзгоева на предложение занять один из домов в Чермене. Этот ответ исполнен особого смысла как раз потому, что Шамиля никто не изгонял из родного дома, он не входил в число перемещенных лиц, ставших жертвами государственного произвола. По словам сына, отец сказал: «Нам этот дом не нужен».

Темболат Бимболатович Дзгоев был в числе выселенных:

«Куыд нæ йæ бахъуыды кæндзынæ, Санибайæ нæ куыд рарвыстой, уый. Мæнæ мæхъæлы куыд арвыстой, афтæ мах дæр рарвыстой Санибайæ. Никæй фæндыди рацæуын Санибайæ. Хицауад загъта, кæд нæ цæут Черменмæ, уæд уæ дарддæр арвитдзыстæм. Ӕмбырд дæр нын скодтой, хæдзæрттыл дæр зылдысты. Мæ фыды нæ фæндыди рацæуын. Гуырдзиæгтимæ ма иу дыууæ азы уым фæцарди. Мах цардыстæм Чермены, уый та гуырдзиæгтимæ уым царди. Фæлæ уæддæр рацыди, гуырдзиæгтимæ æнцон цæрæн нæу. Хуым кæнын, фос хизын сæ нал уагътой.

Зæронд адæмæй чи ралыгъди, уыдонæй фондз азмæ ничиуал баззад, иууылдæр фæмард сты. Ам йæ климæт, йæ дон нæ бæззыди. „Электроцинкæй“ цы æвзæр дон цæуы, уый нызтой — ныртæккæ йæ уырдæм нал уадзынц, мазут ласта — уый нызтой, æмæ цагъды фесты адæм. Кæд искæй фæндыди ралидзын, уæд, æвæццæгæн, фæсивæды — уый тыххæй, æмæ Санибайы авдазон скъола йеддæмæ ницы уыди.

Иу дыууæфондзыссæдз хæдзары уыди Санибайы. Стыр хъæу уыди, æмæ ма дзы баззади иу фондз хæдзары, иннæтæ иууылдæр ралыгъдысты Черменмæ. Мæ фыд баззади дыууæ азы; Есенаты Дженалдыхъо цыбыр рæстæгмæ йеддæмæ, æндæр нæ рацыди уырдыгæй; Дзгойтæй Дзантемыр, Амырханы æфсымæр, рацыд æмæ фæстæмæ бацыд. / Можно ли не помнить того, как нас выслали из Саниба? Вот как ингушей сослали, так и нас выслали из Саниба. Никто не хотел выезжать из Саниба. Начальство сказало: если в Чермен не едете, пошлем вас дальше. Было у нас и собрание, ходили и по домам. Мой отец не хотел выезжать. Около двух лет он еще прожил там с грузинами. Мы жили в Чермене, а он с грузинами там жил. Но все-таки уехал, с грузинами не так легко жить. Им уже не давали ни землю обрабатывать, ни скот пасти.

Из тех пожилых людей, кто переселился, никого не осталось через пять лет, все умерли. Здешний климат и вода не годились. Пили плохую воду, что с завода „Электроцинк“ течет — сейчас ее уже не спускают, в ней мазут — пили ее люди и перемерли. Если кто и хотел переселиться, то, наверное, молодежь — поскольку в Саниба была только семилетняя школа.

В Саниба было около двухсот дворов. Большое было село, а осталось около пяти дворов, остальные все переселились в Чермен. Мой отец остался на два года; Дженалдыко Есенов лишь на короткое время уехал, почти и не выселялся; Дзантемир Дзгоев, брат Амурхана, выехал и вернулся обратно».

Раиса Татаевна Дзгоева — тоже участница переселения в Чермен:

«В 1944 г., когда ингушей выслали, то как пристали: „Сыстут æмæ быдырмæ ацæут. Ам цæрыны фадат нæй (Выселяйтесь и уезжайте на равнину. Здесь нет условий для жизни)“. Правительство нас силой выслало из Саниба.

И мы в 1944 г. переселились в Базоркино, которое назвали Черменом. Ингушей когда выгнали, Сталин послал нас туда. Представители, помню, кружили по домам: „К такому-то времени подготовься“. Мы, конечно, не хотели. Отец успокаивал — говорил, что на равнине хоть не надо будет кукурузу везти в горы, будем выращивать ее и жить. Он выехал раньше и получил дом. И ничего хорошего мы там не увидели. Хæрз фыдæбæттæ уым кодтам (Подлинные тяготы мы пережили там). Все у нас украли, весь скот. Несчастного ишака и того не оставили. В Саниба у нас места хорошие были. Скот держи. Никто не воровал. У нас, когда мы в Базоркино переселились, не менее десяти коров было. И отец все переживал: чем их там кормить буду? И тогда он их продал. И трех коров вывел оттуда. А их ольгинцы украли. И мы без всего остались. И такими мы стали бедными…»

Дядюшка Раисы Татаевны — Абисал Маирович Дзгоев — был репрессирован, он вернулся на родину после выселения санибанцев. Именно Абисал Дзгоев, пользовавшийся уважением и доверием людей, стал организатором ходатайств о пересмотре границ с Грузией, возвращении Саниба в состав СО АССР, справедливом возмещении горцам потерянного при переселении имущества. Астархан Уциевич Дзгоев рассказывает об Абисале:

«Его арестовали в 1934 году и осудили на 10 лет по 58-й статье. В 1944 году он вернулся и стал добиваться, чтобы люди могли возвратиться в Саниба. Большим авторитетом пользовался среди односельчан».

О благородстве, бескорыстии и неустанных заботах Абисала вспоминают многие Дзгоевы. Раиса Татаевна говорит:

«Он много делал, чтобы забрать Саниба. Чтобы вновь уйти в горы. Люди были согласны. Многие к нему приходили, и он записывал тех, кто хочет вернуться».

Чермен Николаевич Дзгоев сокрушается:

«Махмæ уыди зындгонд лæг Абысал. Хæсты фæстæ бирæ архайдта, цæмæй нæ фæстæмæ Санибамæ цæрынмæ ауадзой, æмæ йæ хъуыддæгтæй ницы рауади. Иууылдæр Санибайæ чи ралыгъд, уыдоны фæндыд фæстæмæ Санибамæ балидзын, æмæ сæ нæ ауагътой. Куы сæ ауагътаиккой, уæд мæхъæлимæ уыцы загъта-багътатæ нæ уаид. Фæлæ сæ паддзахад нæ рауагъта æмæ сын сæ цард фехæлдта. / У нас был известный человек — Абисал. После войны он много делал, чтобы нам разрешили вернуться на жительство в Саниба, и ничего из этого не вышло. Всё, кто выселился из Саниба, хотели туда вернуться, а их не пустили. Если бы им разрешили, то не было бы этой перепалки с ингушами. Но государство их не отпустило и поломало им жизнь».

В сохраненном племянницей личном архиве Абисала Дзгоева есть документы, проливающие новый свет на события 40–50-х гг. XX в. Из памятных записей Абисала, сделанных им для себя, можно понять, что первый этап борьбы за восстановление справедливости последовал сразу же по окончании Великой Отечественной войны — в 1946–1948 гг. Особенности политической обстановки не позволяли еще оценивать выселение или говорить о возвращении в Саниба. В июне 1946 г. Абисал составил письмо в Совет Министров СО АССР от имени правления черменского колхоза имени Кирова. В письме говорится:

«В начале 1944 г. из сел. Ст. Саниба Гизельдонского района СО АССР в плановом порядке переселилось в сел. Чермен 66 дворов колхозников бывшего колхоза им. Чапаева. В Саниба переселились граждане Казбегского района Грузинской ССР, которыми и были заняты дома и постройки выселившихся санибанцев, а также колхозные здания.

В течение 1944–1946 гг. все постройки горского типа с земляными крышами в количестве около 30 дворов–домов были разрушены переселенцами грузинами, а весь лесоматериал домов, а также окна и двери были частично сожжены, а в основном вывезены на плоскость и в г. Дзауджикау и распроданы. Факт этот могут подтвердить граждане сел. Гизель — Каргаев Дзидци, Гадзацев Тека, Доев Будзи и многие другие. В сохранившихся домах, в большинстве крытых железом и черепицей, живут и до настоящего времени грузины.

Согласно постановлению Обкома ВКП(б) и Совета Министров СО АССР от 13 апреля 1945 г. что каждый гражданин может продать свой дом по своему усмотрению, правлением колхоза были командированы в сел. Ст. Саниба представители Фидаров М. и Дзгоев А. по вопросу оплаты оставшихся домов и построек колхоза, но правление с/х артели и граждане грузины, проживающие в домах наших колхозников, категорически отказались от какой-либо оплаты.

Тогда в Переселенческий отдел Совета Министров СО АССР были представлены ведомости страховых платежей из Гизельдонского района, подтверждающих наличие домов и построек на момент переселения колхозников из с. Саниба и колхозных зданий, с просьбой ходатайствовать перед Советом Министров Грузинской ССР дать соответствующее указание Казбегскому району об уплате стоимости домов колхозников и колхоза.

Не имея до сих пор никаких результатов по этому вопросу, правление колхоза настоятельно просит Совет Министров СО АССР оказать всемерное содействие о взыскании стоимости домов колхозников и колхоза как разрушенных, так и сохранившихся».

В последующих записях Абисала засвидетельствовано, что впоследствии санибанцы добились удовлетворения своего иска. Стоимость построек была исчислена «по госстраховой оценке в сумме 247 659 руб., в том числе: дома колхозников 110 800 руб., школа 75 000, постройки колхоза 16 253 и разрушенные постройки 45 606 руб.; означенные суммы переведены на текущий счет колхоза, а колхозникам уплачены наличными».

После смерти И. В. Сталина черменский колхоз был назван его именем, а у колхозников появилась возможность открыто говорить о насильственном выселении. В 1955 г. к Председателю Совета Министров СССР Г. М. Маленкову от имени санибанцев обратились четырнадцать уполномоченных — пятым в алфавитном списке значится Абисал Дзгоев. В письме объясняются несправедливость и неразумность принятых в 1944 г. решений:

«Необходимость переселения была мотивирована тем обстоятельством, что по предложению врага советского народа, буржуазного националиста, иностранного шпиона-агента Берия, земли, принадлежавшие санибанцам, начиная от старых границ Осетии — Дарьяльского моста до реки Генапдон отходят к Грузии. Еще до окончательного нашего переселения, в сел. Саниба действительно переселились грузины из Казбегского района, которым были переданы наши дома и колхозные помещения. Насильственные угрозы переселенцев грузин и требования местных властей заставили нас санибанцев против своей воли переселиться в сел. Чермен…

Потеряв таким образом свои насиженные места, горцы санибанцы, проживая в сел. Чермен в продолжении первых трех лет потеряли почти четверть населения из старшего поколения вследствие неусвоения плоскостного климата. Санибанцы потеряли свои родные места, с которыми были связаны историческими воспоминаниями, и оставили своих родных и близких в нагорной полосе.

Проживая в сел. Чермен в колхозе им. Сталина, колхозники и колхоз крайне нуждаются в пастбищных местах, в особенности в летнее время, вследствие увеличения общественного поголовья скота, и вынуждены перегонять свой скот в соседние области и другие районы.

В сел. Ст. Саниба переселилось всего 31 хозяйство грузин, и им перешло пастбищных, сенокосных и пахотных земель санибанцев более 16 тыс. га, которые ими не могут быть использованы и освоены, вследствие чего земли находятся в совершенно бесхозяйственном состоянии. <…>

Грузины фактически проживают в Саниба временно. Большинство из них имеет дома в гор. Дзауджикау, Тбилиси, в Казбегском районе и других местах. <…> Сообщаются со своим районом проездом по Санибанскому ущелью через сел. Гизель, гор. Дзауджикау, а потом по Военно-Грузинской дороге.

Таким образом, Саниба никакого территориального тяготения к Грузии не имеет и не может иметь, так как находится от Военно- Грузинской дороги через два перевала, на расстоянии более 50 км от старой границы Осетии — Дарьяльского моста. Земли санибанцев отошли к Грузии исключительно по настоянию врага народа Берия в интересах отдельных граждан Грузии, имевших в своем личном пользовании по несколько сотен мелкого рогатого скота, а также крупный рогатый скот, быков и лошадей.

При переселении в Саниба в 1944 году грузины заняли 66 домов с пристройками, из коих к 1946 году осталось в целости 42 дома, а 24 дома ими разрушены и сожжены. Есть отдельные хозяйства переселенцев санибанцев, которые до настоящего времени не смогли получить от грузин стоимости занятых ими домов, переданных им по ценам, установленным смешанной комиссией из представителей Казбегского района ГССР и Пригородного района СО АССР по госстраховой оценке. За разрушенные и сожженные дома, стоимостью в 46 тыс. руб., они совершенно ничего не оплатили санибанцам, тем самым горцы при переселении понесли большой материальный ущерб.

Санибанцы считают, что указанные выше обстоятельства будут учтены всесторонне и исторические места и ценности и земли будут переданы обратно их законным хозяевам — трудящимся Северной Осетии, как неиспользуемые в данное время гражданами Казбегского района, и колхозные стада как нашего, так и других колхозов и районов нашей республики будут обеспечены необходимыми пастбищами и сенокосными участками.

Для разрешения данного вопроса санибанцы просят создать правительственную комиссию с представителями Северо-Осетинской АССР, решение которой будет вполне окончательным по урегулированию вопроса границ между Грузинской ССР и Северо-Осетинской АССР».

В 1957–1958 гг. вопрос о возвращении отнятой у Северной Осетии территории рассматривался в высших государственных органах РСФСР и СССР и был решен положительно. Однако санибанцев никто не собирался возвращать в горы. В 1959 г. Абисал Дзгоев и Габат Амбалов, уполномоченные односельчанами, обратились в Совет Министров СО АССР с просьбой, в которой за описанием колхозных надобностей хорошо просматривается желание получить хотя бы коллективные права на использование своих прежних угодий и построек в горах. Поведав об обстоятельствах, заставивших санибанцев покинуть горы, авторы обращения излагают просьбу:

«В 1958 г. колхозу им. Сталина сел. Чермен было выделено незначительное количество сенокосных и пастбищных участков сел. Ст. Саниба, а все остальное отошло к колхозу им. Калинина, который и без того более обеспечен пастбищами. На основании изложенного, правление колхоза настоятельно просит пересмотреть фондовые земельные участки в с. Саниба и выделить колхозу необходимое количество пастбищных и сенокосных участков и отвести поселки Верхний и Нижний Саниба в фонд нашего колхоза, как остро нуждающемуся в летних пастбищах и сенокосных участках вследствие увеличения общественного поголовья скота».

В этом же обращении содержится традиционное осетинское определение границ санибанских земель. Вот этот фрагмент, являющийся прекрасным топонимическим источником:

«Къæйджыны бæрзонд, Цаты рагъ, Куырæйтты дон, Хазбийы дон, Цады бæрзонд, Цады æрх, Хæрис атагъа, Зæмджыны ком, Къу- дзиты зæнгтæ, Ногъайы уыгæрдæны дзыхъ, Зæрватыччы цæгат, Бурæхситт, Хуырнучы къахыр, Адайы Хох, Дзæпихъойы æрх, Дзæнхъаджын – Гæналдон».

В том же 1959 г. А. Дзгоев и Г. Амбалов направили жалобу в Исполком Орджоникидзевского района СО АССР (а ее копию адресовали Северо-Осетинскому научно-исследовательскому институту). В тексте этой жалобы перечислены последствия изгнания осетин из Саниба:

«Грузины, переселившиеся в с. Саниба в 1944 г. из Казбегского района, абсолютно не ценят исторических местных ценностей, а наоборот разрушили и разорили памятники старины Осетии и сожгли мертвецов в могильниках, имеющих историческую давность и ценность для Осетии. В числе разрушенных памятников находятся башня народного героя Осетии Козырева Таймураза и могильники-усыпальница его предков, родителей и родных.

Кроме того, грузины разорили кладбища наших предков, родителей и близких. Сняли все каменные и черепичные памятники, установленные на кладбище в честь покойников, а также железные решетки и устроили из них ограды вокруг своих огородов. Имеются не проверенные случаи, когда железные решетки перекрашивались, перевозились в г. Орджоникидзе и продавались. Кладбище совершенно потеряло свой вид и каждый из нас законно возмущен кощунством, допущенным жителями к дорогим для нас всех покойникам-мертвецам. Кстати, грузины, за исключением одного случая, не хоронили своих покойников в Саниба, а перевозили их в г. Орджоникидзе или в Казбегский район.

В Саниба имелась церковь, построенная нашими предками, которая тоже разрушена — снята крыша железная и пол. Кроме того, разрушена и школа, построенная до Октябрьской революции исключительно на средства санибанцев. Особенно возмутителен тот факт, что на кладбище на ночь загоняется баранта, принадлежащая с/х артели им. Калинина с. Ногир, тогда как имеется полная возможность держать их на краю села или в поле.

На основании изложенного просим принять соответствующие меры для привлечения виновных к законной ответственности и сохранению в целости оставшихся ценностей — древностей, башен, могильников и пр., и предложить ногирцам немедленно освободить кладбище и перегнать овец на ночевку в другое место».

Возвращение ингушского населения поставило перед черменцами новые трудноразрешимые проблемы. Подавляющее большинство изгнанных осетин так и не вернулись в горные селения. Лишь некоторым из санибанцев, в том числе нескольким семьям Дзгоевых, впоследствии удалось построить на земле своих предков летние домики для отдыха и небольшого вспомогательного хозяйства. Печальный итог экспериментов над целым народом и отдельными человеческими судьбами — в горьких воспоминаниях старшего поколения фамилии. Хамби Магометович Дзгоев рассказывает:

«А когда ингушей вернули, тогда грузин опять переместили, освободили от них Саниба. Они наши дома разрушили, разобрали, лес — двери, стропила, окна — все вывезли. Ничего не осталось. Когда я к нам зашел, только место увидел; трудно было поверить, что здесь дом стоял. Церковь красивая была, но сейчас на что похожа? Грузины окна-стекла побили, вывезли дерево. Часть санибанцев, у которых дома годились еще, — около 5 семей — вернулись в Саниба. К тому времени большинство грузин оттуда уехало».

Чермен Николаевич Дзгоев говорит с возмущением:

«Сталин куы ’рбамарди, уæд гуырдзы, нæ хъуыддаг хорз нæ уыдзæн, зæгъгæ, лидзын байдыдтой сæхимæ. Ӕмæ уым аргъуаны æмæ скъолайы цыдæриддæр хорздзинад уыди, уыдон фехæлдтой æмæ сæ фалæмæ аластой. Уæртæ Дæргъæвсы зæппæдзты уæлмæрд мах уæлмæрдты цур ницы уыд. Гуырдзы йæ ныппырх кодтой, уæртæ ма дзы цалдæр зæппадзы баззад. Мæзджыт фехæлдтой, аргъуан ныппырх кодтой. / Когда умер Сталин, грузины поняли, что дела их не складываются — начали уезжать восвояси. И все, что было ценного в церкви и школе, разобрали и увезли к себе. Вон склеповый некрополь в Даргавсе не уступал нашему. Грузины его разорили, там лишь несколько склепов осталось. Мечеть разобрали, церковь разрушили».

Темболат Бимболатович Дзгоев вспоминает:

«Мах кæм цардыстæм, уым дур дæр нал уыди. Мах нæ хæдзар æндæр ран сарæзтам. Гуырдзиæгтæ зыдтой, уым кæй нæ цæрдзысты, уый æмæ сындæггай хъæдæрмæг Гуырдзымæ аластой, æмæ дзы æрмæст къултæ баззадис. Гуырдзиæгтæ ныппырх кодтой уæлмæрдтæ, æфсæйнаг оградæтæ-йедтæ аластой æмæ сæ фалейы, Гуырдзыстоны сæ цæхæрадæтты кæрæттæ скодтой. Сæ цыртытæ дæр сын фæсастой. Аргъуан ныппырх кодтой. Колхозæн дзы скълад уыди нæ ралыгъды размæ, фæлæ тынг рæсугъд аргъуан уыди. Мæзджыт мах раз дæр хæлддзаг уыди. / Там, где мы жили, и камня не осталось. Мы себе дом в другом месте построили. Грузины знали, что жить там не будут, и постепенно все дерево вывезли в Грузию, остались только стены. Грузины разорили кладбище, вывезли железные ограды и сделали из них в Грузии заборы для своих огородов. Надгробные стелы тоже поломали. Церковь разорили. До нашего переселения там был колхозный склад, но церковь была очень красивая. Мечеть еще при нас начала разрушаться».

Раису Татаевну Дзгоеву воспоминания заставляют заново переживать события прошлого:

«После того как мы ушли в Чермен, грузины поиздевались над всем. Разобрали и разрушили. Наше дзгоевское кладбище — отдельно в Саниба. Около церкви в 100 метрах. Так они все снесли и сделали огороды. Там похоронены Маир, Сидакон, Дзатте. Они умерли в одну неделю, так их и похоронили в одном склепе. Как-то недавно умер Агыша, Гатагаза сын. Он в Кани жил, вновь поселился, вернулся в горы. Так я на похоронах была, и все Дзгоевы говорят: „Пойдемте, наши места, наши кладбища увидим“. Пока я шла с конца села до кладбища, глаза мои не высыхали. По каким местам я шла! Разрушено все, разорено. И парень, наш родственник, говорит: „Ну что ты плачешь? Что сердце надрываешь?“ А я ему: „Вы здесь не жили. Я молодость здесь провела“. Тяжело видеть все это».

Источник: «Осетины Дзгойтæ: биография фамилии и история народа» (Бзаров Р. С., 2011 г.)

---

---