Подробнее остановимся на фигуре автора мифа о «осетино-немецких свадьбах в период оккупации» — ингушском чекисте Султане Албогачиеве.

***

Известный американский советолог чеченского происхождения Абдурахман Авторханов (перешедший на сторону гитлеровцев в период войны) дал следующею характеристику Албогачиеву: «Редкостная натура даже в чекистской среде. Ради карьеры он шагал по трупам своих земляков». Эти слова подвигли автора этих строк поглубже ознакомиться с судьбой «свадебного чекиста».

Справочники пишут о нем сухо: «Старший лейтенант госбезопасности Албогачиев Султан Измаилович занимал пост главы НКВД Чечено-Ингушетии с 26 февраля 1941 по 2 сентября 1943 г. (1 марта 1941 г. — капитан ГБ, с 20 июня 1942 г. — майор ГБ, с 14 февраля 1943 г. — полковник ГБ)». При ближайшем рассмотрении, однако, жизненный путь этого сталинского палача имеет любопытные эпизоды. Прежде всего, при ознакомлении с биографией Албогачиева, обращает на себя внимание то, что он, справедливо называя Сталина и Берия преступниками, сам являлся активным соучастником их преступлений.

Смерть Вавилова

Дело Николая Вавилова — «одно из наиболее широко обсуждаемых в истории мировой науки сфабрикованных уголовных дел (Дело № 1500). Выдающийся советский учёный-биолог академик АН СССР Николай Иванович Вавилов (1887—1943) на основании сфабрикованных обвинений был арестован в 1940 году. В 1941 году был осуждён и приговорён к расстрелу, который был заменён 20-летним сроком заключения. В 1943 году умер в тюрьме. В 1955 году был посмертно реабилитирован».

Николай Вавилов

Применяя нечеловеческие пытки, дело Вавилова вели следователи Александр Хват и Султан Албогачиев. Если последний умер еще в 1968 г., то Хват дожил до 1993-го. В 1987 г. его разыскала известная журналистка Евгения Альбац и попыталась узнать подробности смерти великого ученого. Так она описывает встречу с со старым чекистом:

«Я начала в лоб:

— Вы работали следователем НКВД?
— Да.
— Помните, в сороковом году вы вели дело Вавилова, академика…
— Как же, конечно помню…

Покорность Хвата поразила и сковала меня. Я ожидала чего угодно, но только не этого. Вся заготовленная загодя агрессия оказалась не нужна.

Передо мной сидел старик. Просто — старик. Уставший и, кажется, больной. А мне предстояло напомнить ему, что Вавилова он мучил одиннадцать месяцев — четыреста раз вызывая на долгие, многочасовые допросы. Что, по свидетельству очевидцев, после этих допросов Вавилов идти сам не мог: до камеры N27 в Бутырской тюрьме его доволакивали надзиратели и бросали возле двери. Сокамерники помогали Вавилову забраться на нары и снять ботинки с огромных, вздутых, синих ступней. Академика ставили на так называемые „стойки“ — пытка эта означала, что человеку по десять и больше часов (иногда она растягивалась на дни, и тогда у пытаемых лопались на ногах вены) не позволяли сесть… После полугода такого следствия (Вавилова обвиняли в шпионаже и вредительстве) из крепкого, подтянутого, даже чуть франтоватого пятидесятитрехлетнего мужика, академик превратился в очень пожилого человека.

Я неловко выдавила из себя:

— Свидетели утверждают, что вы применяли к Вавилову… (я искала слово помягче) жесткие методы следствия…
— Категорически отвергаю, — быстро и заученно ответил Хват. — Был же и другой следователь, Албогачиев, — тут же продал он своего коллегу. — Нацмен, — добавил.

„Нацмен“ — это сокращенное от „национальные меньшинства“ . Так русские порой снисходительно называют выходцев из Средней Азии и с Кавказа.

— Албогачиев — он малообразованный человек был. Ну и нацмен, сами понимаете… — снова повторил Хват. — У него с ним (с Вавиловым. Хват упорно не называл Вавилова ни по имени, ни по фамилии — „он“, „с ним“ — Е.А.) — отношения так, не очень были…

Это был известный сталинский прием, впрочем, весьма удачно применяемый и во все остальные годы советской власти, провозгласившей интернационализм и „дружбу народов“. Вавилов был русский, значит, пытал его, конечно же, нацмен. Не мог же он, Хват, русский с русским, со своим такое делать?

Хват искал во мне понимания своей логики. Каюсь — не нашел».

Александр Хват

Историк Александр Север пишет, что Албогачиев «отличался особой жестокостью. Особенно это проявилось во время следствия по делу академика Николая Вавилова. Именно он, по словам сына Вавилова, пытал академика по 7–8 часов подряд».

Смерть Вавилова открыла дорогу т.н. «лысенковщине» — политической кампании по преследованию и шельмованию группы генетиков, отрицанию генетики и временному запрету генетических исследований в СССР. «Не поддается точному подсчету тот колоссальный материальный ущерб, который советской экономике нанесла лысенковщина. Его можно сопоставить с вредом, нанесенным поголовной коллективизацией, фактически разрушившей российское сельское хозяйство. Но и лепта, внесенная Лысенко в развал села, огромна. Десятилетиями он давал псевдонаучные рекомендации, обещания скорого и решительного поворота к невиданным урожаям, надоям и привесам»^[1]. Так что за ущерб советской экономике и отставанию нашей страны в области генетики можно поблагодарить, в числе прочих, и скромного ингушского чекиста-«антисталиниста».

Депортация немцев

Пеняя советскому диктатору депортацию соплеменников, Султан Измаилович почему-то умолчал, что он сам был одним из организаторов депортации. В частности, будучи главой НКВД ЧИ АССР, он лично проводил в жизнь постановление ГКО СССР от 22 октября 1941 г. (№827) о высылке советских немцев из республики. В приказе Берия №001529 «о мероприятиях по переселению немцев из Дагестанской и Чечено-Ингушской АССР» от 24.10.1941 сказано: «Возложить руководство по проведению операции на […] наркома внутренних дел Чечено-Ингушской АССР капитана государственной безопасности тов. АЛБОГАЧИЕВА», «Народным комиссарам внутренних дел Дагестанской и Чечено-Ингушской АССР тов. МЕДВЕДЕВУ и АЛБОГАЧИЕВУ о ходе операции докладывать НКВД СССР».

По данным немецкого исследователя Виктора Гердта, «из Чечено-Ингушской АССР [было депортировано] около 850 немцев», «местом обязательного поселения [немцев] определена Акмолинская область Казахской ССР». Казалось бы, «мелочь», еда ли тысяча человек на всю республику. Однако это тоже люди. Всё их преступление перед палачами типа Сталина, Берия и Албогачиева — немецкое происхождение. Между тем, советские немцы тоже внесли свой вклад в Победу. В их истории много поистине героических страниц борьбы с нацистами, вплоть до наличия собственных Героев Советского Союза.

«Борьба» с повстанцами

Чеченский историк Джабраил Гакаев писал «Еще накануне войны Берия делает попытки обострить политическую обстановку в Чечено-Ингушетии, подготовить „основательную законодательную базу“ для принятия жестоких репрессивных мер против ее коренного населения. С этой целью в апреле 1943 года наркомом НКВД ЧИАССР Берия назначает С. И. Албогачиева, капитана госбезопасности, освободив от этой должности русского Рязанова. Начальником Отдела по борьбе с бандитизмом НКВД республики в начале 1942 года был утвержден ингуш И.И. Алиев. Должность командира 141-го стрелкового полка НКВД, отличавшегося особой жестокостью в отношении чеченского и ингушского населения, поручили ингушу Б.А. Холухоеву. Назначая их на эти посты, Л.П. Берия был уверен, что они, не считаясь ни с вайнахской, ни с общечеловеческой моралью, четко будут выполнять задачу по целенаправленной дискредитации собственных народов. И в этом он не просчитался. Ему и в Чечено-Ингушский обком партии регулярно стала поступать тенденциозная информация о „бандитизме“ в республике, об обострении политической обстановки».

Историк Игорь Пыхалов, отметил, что «усердие Албогачиева [в деле Вавилова] не прошло незамеченным — получив повышение, он накануне Великой Отечественной войны вернулся в родную республику. Однако вскоре выяснилось, что новоиспеченный нарком внутренних дел Чечено-Ингушетии отнюдь не горит желанием выполнять свои прямые обязанности по искоренению бандитизма. Об этом свидетельствуют многочисленные протоколы заседаний бюро Чечено-Ингушского обкома ВКП(б):

— 15 июля 1941 года: „Нарком тов. Албогачиев не укрепил организационно наркомат, не сплотил работников и не организовал активной борьбы с бандитизмом и дезертирством“.

— начало августа 1941 года: „Албогачиев, возглавляя НКВД, всеми путями отмежевывается от участия в борьбе с террористами“.

— 9 ноября 1941 года: „Наркомат внутренних дел (нарком т. Албогачиев) не выполнил постановления бюро Чечено-Ингушского обкома ВКП(б) от 25 июля 1941 года, борьба с бандитизмом до последнего времени строилась на пассивных методах, в результате бандитизм не только не ликвидирован, а, наоборот, активизировал свои действия“».

«На июль 1941 г. на территории [Чечено-Ингушской] республики было зарегистрировано 20 террористических группировок (84 человека), занимавшихся разбоями, грабежами, убийствами. Последовал приказ Берии о ликвидации террористических выступлений в Чечено-Ингушетии. В ходе его выполнения оставались 4 группы, борьба с ними продолжалась. Между тем местное руководство НКВД (С.И. Албогачиев) не смогло стабилизировать ситуацию в республике. В августе 1942 г. здесь действовали уже 54 группировки (359 человек), 18 банд-одиночек, значились в розыске 2045 дезертиров», — пишет профессор Николай Бугай.

«Боролся с бандами» Албогачиев методом разыгрывания «спектаклей»: «Бывший секретарь Чечено-Ингушского обкома по кадрам Н.В. Филькин рассказывал о том, как осуществлялись „операции по ликвидации бандформирований“ в горах Ингушетии и Чечни: „Шеф НКВД в Чечено-Ингушетии Албогачиев Султан…, оказывается, дал телеграмму в Москву: мол, в горах… восстание. Из Москвы позвонили Моллаеву (тогдашний председатель Совнаркома ЧИ АССР): какие принимаете меры? Моллаев изумился: не слыхал ни о каком восстании… По решению бюро срочно отправились трое: В.И. Филькин, С.К. Моллаев и С. Албогачиев…

Прибыли. Шарили по всем закоулкам…, подняв местных активистов. Никаких волнений! Албогачиев без смущения доказывал, что, вероятно, банда, почуяв преследование, ушла. Взяв себе в помощники нескольких активистов, он отправился на поиски в горы, а В.И. Филькину и С.К. Моллаеву с остальными активистами предложил „пошукать вон за той горой“. Искали всю ночь, почти до рассвета. Безрезультатно. К рассвету в небе вдруг загрохотал самолет. Пролетел над ущельем, погромыхал бомбами и улетел… У Албогачиева была рация, и он вызвал бомбардировщик. Вернувшись, Албогачиев торжествовал: „Ну, что я говорил? Бандиты были на той стороне и в очень большом количестве. Я вызвал самолет. Их разбомбили, но они рассеялись… Жаль, поймать никого не удалось“».

Именно такие донесения Албогачиева и стали в итоге поводом для руководства СССР выслать чеченцев и ингушей подальше от линии фронта, для обеспечения безопасности тыла. «Филькин и Моллаев доложили на бюро все, как было, как видели. Дело замяли. Албогачиеву за это ничего так и не было. Хозяином положения был НКВД! Однако, не будь этой проверки и смелой инициативы В.И. Филькина, придуманное восстание было бы зафиксировано как реальность. Последовали бы серии арестов»^[2].

«В августе 1942 г. нарком внутренних дел ЧИ АССР С. Албогачиев направил докладную записку Л. Берии, в которой писал: „В связи с приближением фронта к территории Чечено-Ингушской республики значительно активизировалась деятельность контрреволюционных и банд-повстанческих элементов. Созданный комитет чечено-горской националистической партии (ЧГСНП), начал интенсивно готовить восстание в горных районах республики с целью свержения советской власти… разгромлен Дзумсоевский сельсовет, распущены колхозы. Отсутствие сил НКВД не позволяло ликвидировать вспышки, разгромлен РК ВКП(б), разогнаны партийные и советские работники, разгромлены линии связи с Грозным, … присоединилась часть населения“.

Впрочем, было бы неправильным представлять факты таким образом, что ранее описываемого времени в ЧИ АССР не было антисоветских проявлений. В республике продолжали активную деятельность ОПКБ Х. Исраилова (Терлоева) и его банд-повстанческие отряды.

В начале 1940 г. повстанцы Хасана Исраилова овладели Галанчожем, Саясаном, Чеберлоем и частью Шатоевского района. Они вооружались за счёт разбитых ими частей НКВД. В Галанчоже был созван съезд и объявлено о создании „временного народно-революционного правительства Чечено-Ингушетии“ во главе с Исраиловым.

В тот период Исраилов очень рассчитывал на поражение СССР в войне с Финляндией, приводил в пример стойкость „храбрых финнов“. Заключение советско-финского договора стало тяжёлым моральным ударом для повстанцев в Чечне.

Теперь Исраилов возлагал надежды на поражение СССР в войне с Германией, поэтому с началом ВОВ действия его формирований заметно оживились.

Существуют предположения, впрочем, непроверенные, о связи Исраилова и Албогачиева. Последний якобы написал письмо Исраилову (Терлоеву) в ноябре 1941 г., где упоминал об их сговоре, действиях по заранее намеченному плану, а также о связи с немецким командованием. Однако, учитывая, что это письмо „обнаружилось“ в НКВД только в 1943 г. в момент ареста Албогачеива, подлинность его сомнительна. (Ещё в августе 1943 г. нарком внутренних дел ЧИ АССР всё ещё занимал свою должность.)^[3]

Приказом НКВД СССР № 1812 от 2 сентября 1943 года С. И. Албогачиев был смещён со своего поста и заменён В.А. Дроздовым.

«Приказом НКВД от 14 апреля 1944 г. НКВД Республики был расформирован и создавалось управление НКВД по Грозненской области. Албогачиев с сентября 1943 г. находился в резерве как руководитель, не оправдавший доверие Центра, через некоторое время он обратился к Берии с просьбой „использовать его на самом остром участке, где работа была бы видна народному комиссару (Берии. — Н.Б.)“. На письме имеется виза Сталина: „тов. Берии. — И.“»

Сам Албогачиев не был сослан вместе с соплеменниками: «Несмотря на подозрения в связях с чеченскими и ингушскими «политбандитами» и критику местного обкома ВКП(б) за авантюризм, развал работы в наркомате и дезинформацию обкома, Албогачиев сделал стремительную карьеру. За год он получил несколько поощрений, ему был вручён орден, было присвоено два внеочередных звания и в звании полковника госбезопасности (что соответствовало армейскому званию генерал-лейтенанта) летом 1943 года был переведён на работу в Москву. До пенсии [в 1949 г.] работал в центральном аппарате КГБ СССР».

Попытка реабилитации

После смерти  Сталина «разоблачения культа личности» за свои преступления Султан Албогачиев был исключен из партии, однако он считал, что с ним поступили несправедливо и попытался реабилитироваться.

«29 сентября 1956 года Бюро Центрального Комитета Коммунистической партии Киргизии рассматривало апелляцию Султана Измайловича Албагачиева, который просил отменить решение о его исключении из КПСС и восстановить в рядах партии.

Султан Измайлович Албагачиев (1906 года рождения, служащий, имевший среднее образование) состоял членом КПСС с 1938 года. На момент подачи апелляции он проживал в городе Джалал-Абаде Киргизской ССР.

Сначала Кок-Янгакский городской Комитет КПСС (28 мая 1954 года), а позже Джалал-Абадский областной Комитет партии (11 августа 1954 года) исключили С.И. Албагачиева из членов КПСС „за нарушения социалистической законности в бытность сотрудником НКВД СССР“.

С. И. Албагачиев был исключен из партии за нарушения социалистической законности на основании справки следователя по особо важным делам Прокуратуры СССР, датированной 10 апреля 1954 года. В этой справке указано, что „в процессе следствия по делу об изменнической заговорщической группы, возглавляемой Л.П. Берия“, в отношении члена КПСС С. И. Албагачиева было установлено, что:

• С. И. Албагачиев, работая в 1937–1940-х годах в Центральном Аппарате НКВД СССР в должности оперуполномоченного экономического отдела, а затем старшего следователя отдела, грубо нарушал нормы социалистической законности, выполнял явно преступные указания „врагов народа“: Кабулова, Мишека, Владзимирского (они приговорены к высшей мере наказания), а также Родоса и Шварумана (арестованы). С.И. Албагачиев систематически избивал арестованных граждан на допросах, добиваясь от них вымышленных показаний об их участии в контрреволюционных организациях.

• В 1939 году С. И. Албагачиев принимал непосредственное участие в фальсификации следственных дел на М.С. Кедрова, И.М. Кедрова, В. Голубева и А.В. Батурину, „пытавшихся довести до сведения директивных органов о предательской деятельности Берия и других заговорщиков“.

• При допросе бывшего члена президиума ВЧК при Ф.Э. Дзержинском, члена КПСС с 1902 года М.С. Кедрова Султан Албагачиев применял незаконные методы следствия, избивал Кедрова. Также С.И. Албагачиев применял меры физического воздействия к бывшему Наркому внутренних дел Таджикистана Загвоздину, бывшему Наркому внутренних дел Северной Осетии Малькину и другим подследственным, которые не признавали себя участниками в вымышленных контрреволюционных организациях.

• 21 мая 1939 года С.И. Албагачиев проводил очную ставку между бывшим сотрудником НКВД СССР В. Голубевым и его приемной матерью, членом КПСС 1918 года А.В. Батуриной. В ходе допроса Голубев (вследствие применения к нему избиений и пыток) признался сам и изобличил А.В. Батурину в том, что „заявление о преступной деятельности Берия ими подано в ЦК ВКП(б) по заданию германской разведки“.

• В марте 1941 года С.И. Албагачиев был выдвинут на должность Наркома внутренних дел Чечено-Ингушской АССР, и только в 1949 году он был уволен из органов МВД.

• О трудовой деятельности С.И. Албагачиева имелись следующие данные: с 1923 года по 1949 год он работал в органах НКВД, с 1949 года по апрель 1956 года — в торговых организациях (4, л. 34–35).

Бюро ЦК КП Киргизии после ознакомления и обсуждения справки партийной комиссии об С.И. Албагачиеве и его апелляции приняло решение отказать ему в восстановлении в рядах КПСС, так как он был исключен из рядов КПСС за нарушения социалистической законности в бытность сотрудником НКВД СССР^[4].

По одним данным скончался Султан Албогачиев в результате самоубийства, а по другим — от восполнения легких.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. «Повинны в смерти (хроника жизни Николая Ивановича Вавилова)».

2. М. Сулаев. «Он настоящий русский». — «Голос Чечено-Ингушетии» (14 ноября 1990 г.)

3. Письмо, которое упоминает Владимир Шнайдер, звучит следующим образом: «Дорогой Терлоев! Привет тебе! Я очень огорчен, что твои горцы раньше положенного времени начали восстание. Я боюсь, что если ты не послушаешь меня, и мы, работники республики, будем разоблачены… Смотри, ради Аллаха, держи присягу. Не назови нас никому.

Ты же разоблачился сам. Ты действуй, находясь в глубоком подполье. Не дай себя арестовать. Знай, что тебя будут расстреливать. Связь держи со мной только через моих доверенных пособников.

Ты пиши мне письмо враждебного уклона, угрожая мне возможным, а я тоже начну преследовать тебя. Сожгу твой дом, арестую кое-кого из твоих родственников и буду выступать везде и всюду против тебя. Этим мы с тобой должны доказать, что будто мы непримиримые враги и преследуем друг друга.

Ты не знаешь тех орджоникидзевских агентов ГЕСТАПО, через которых, я тебе говорил, нужно послать все сведения о нашей антисоветской работе.

Пиши сведения об итогах настоящего восстания и пришли их мне, я их сразу сумею отослать по адресу в Германию. Ты порви мою записку на глазах моего посланника. Время опасное, я боюсь. 10.XI.1941 г.»

Автор этих строк склонен согласится с Шнайдером в оценке письма как «фальшивки». Косвенно это подтверждает то, что к ответственности Албогачиев привлечен не был.

4. П.И. Дятленко, «Реабилитации не подлежат: практика отказов в реабилитации репрессированных граждан в Кыргызстане».

---

---