Автор: Soslan-Oss

Наверно, нам не помешало бы создание отдельного «Института изучения событий 1920 года», потому что их значение для настоящего и будущего Осетии просто огромно. В серии своих постов про геноцид, учиненный тогда Грузией в Южной Осетии, я туманно намекал на то, что изначально во всем этом деле было много темных пятен, так никогда и не проясненных. Источников мало, один из наиболее ценных — воспоминания участников тех событий. Читая и сопоставляя воспоминания людей с тем, что принято называть «данными исторической науки», я вообще-то надеялся получить ответы на многие вопросы, понять мотивацию действовавших в 1920 году в Южной Осетии людей и оценить, как их деятельность была вписана в более широкий региональный и глобальный контекст. СССР в привычном виде еще не был создан, политический процесс на пространстве бывшей Российской Империи протекал бурно и непредсказуемо, система международных отношений также подвергалась ревизии. Создание государства всегда сопровождается кровопролитием, создание государства на огромных территориях — большим кровопролитием. При распаде государства масштаб кровопролития бывает минимум не меньше, чем при его создании. Никто не мог подумать, чем обернутся эти процессы на шестой части суши для Южной Осетии и осетин, но по тем или иным причинам мы понесли при распаде Российской Империи и образовании Советского Союза потери, которые, по моему мнению, были недопустимыми. Вопрос: почему так получилось?

Мате Санакоев, наверно, один из наиболее достойных деятелей в истории Осетии. Герой Первой Мировой, полный кавалер Георгиевского креста, кавалер орденов св. Анны II и III степеней, св. Станислава II и III степеней, св. Владимира IV степени, награжденный офицерским Георгиевским оружием. Мате командовал южноосетинским отрядом во время событий 1920 года. Точнее сказать, командовал он полком, который состоял из 965 бойцов, 90% из которых имели боевой опыт Первой Мировой Войны. Очевидно, что Санакоев и его соратники создали эффективную боевую единицу, организованную по всем правилам. В своих воспоминаниях Мате перечисляет поименно не только командиров первого и второго батальонов, но и ротных командиров, адъютантов и т.п. Полк был образован в мае 1920 года. Здесь имеет смысл обратиться к тому самому региональному контексту и напомнить, что 7 мая 1920 года между Россией и Грузией был подписан мирный договор. Южная Осетия исторически в Грузию никогда не входила, в очередной раз возникла коллизия, на которую до поры до времени обращали мало внимания: вокруг происходили дела поважнее. Столкновения в Южной Осетии конечно возникали, достаточно сказать о событиях марта 1918 года. Тогда Правительство Грузии предприняло попытку разоружить население Южной Осетии (ничего не напоминает?) и прислало для этих целей человека по фамилии Казишвили, который был облечен чуть ли не диктаторскими полномочиями. Мате с долей иронии пишет, что после Февральской революции меньшевики назначили в Цхинвал диктатором «какого-то Казишвили». Субъект запросил подразделения «народной гвардии» из Гори под командованием Георгия Мачабели и с чисто грузинской истовостью приступил к антиосетинским акциям. Оружие ему, конечно, сдавать и не думали, начались конфликты. Казишвили, Мачабели и примкнувший к ним некто Кецховели вели себя в Осетии как слоны в посудной лавке, применяли силу, угрожали населению — в общем и целом, все как в 1989—1992 годах. В результате все трое были убиты, у осетин попросили прощения, на этом дело временно и заморозилось.

После провозглашения Советской власти в Северной Осетии грузинское правительство с целью окончательного разделения Осетии направило к Рукскому перевалу войска. Попытка укрепиться в Руке была отбита местным населением, в район были направлены известный осетинский революционер Александр Джатиев и Николай Гадиев. Понимая намерение грузин полностью изолировать юг Осетии от России, они вместе с представителями Кавказского краевого комитета РКП(б), грузинами по национальности, приняли решение провозглашения Советской власти сначала только в Рукском районе — его было легче оборонять. В том, что предстоит вооруженная борьба, сомнений уже не было. Дело сделали, советскую власть объявили и сообщили об этом в Москву. Москва отреагировала нотой главы МИД Чичерина, в которой грузинам указали на нарушение договора с Россией в части размещения у себя иностранных войск, а также отметили:

«Мы с тревогой узнали, что в Южную Осетию, где провозглашена Советская Республика, направлены для уничтожения таковой власти грузинские войска. Мы настаиваем, если это верно, отозвать свои войска из Осетии, ибо считаем, что Осетия должна иметь у себя ту власть, которую она хочет. Вмешательство Грузии в дела Осетии было бы ничем не оправданным вмешательством в чужие внутренние дела».

Ответ грузинского МИД был таким грузинским:

«Как Вам хорошо известно, процесс воссоздания Грузии в её неотъемлемых границах ещё не завершился (…). С удовлетворением отмечая выраженную в Вашей ноте тенденцию способствовать восстановлению Грузии в её исторических границах, Правительство Грузии крайне озадачено той частью Вашей ноты, в которой говорится о намерении Грузии подавить силой оружия Советскую Республику в Южной Осетии. Считаю своим долгом обратить Ваше внимание, что в пределах Грузии нет Южной Осетии, а находящиеся в Грузии осетинские селения расположены в Горийском уезде Тифлисской губернии; селения эти находятся на бесспорной территории Грузии, южнее старой границы Тифлисской губернии (…). Нам кажется непонятным и основанным на недоразумении Ваше выступление в защиту Советской власти, якобы существующей в одной из провинций Грузии».

Старый добрый грузинский фашизм под личиной меньшевизма или какой там был -изм в этот раз, даже обороты речи одни и те же. Шло время, и наконец наступил роковой для Осетии день — 28 мая 1920 года. День-загадка, день-тайна, день-парадокс.

Во Владикавказе состоялась вторая конференция Юго-Осетинской окружной организации РКП(б). Сразу скажу, что никаких документов о ней практически не сохранилось. Решался вопрос: что делать дальше? Линия фронта проходила в районе Рука, у места, называемого «Елбачиты хид» (Мост Елбакиевых), каких-то масштабных боевых действий пока не велось. Изначально планировалось подождать более подробных данных о положении дел от А. Джатиева, но потом было внезапно принято решение о немедленном выступлении вооруженной бригады под руководством Мате Санакоева в Рук. Нет никаких сомнений в том, что Грузия уже имела конкретный план уничтожения Южной Осетии и её народа, грузинские газеты и тогда пестрели откровенно антиосетинскими заголовками, у «малой империи» уже было обострение национальных чувств. Россия была больше не нужна, шло заигрывание то с немцами, то с англичанами. Дело не в этом. Я просто не могу никак понять, зачем было в тех условиях выступать в Рук, зачем было подыгрывать грузинам, которые тут же изобразили всё как нападение на суверенную Грузию. Зачем? Не понимал этого и Мате Санакоев: ни тогда, ни после, ни к концу своей жизни. Он требовал письменного постановления Окружкома о выступлении — его не было; требовал официального мандата — его не было. Мате отказался выступать, и тогда ему принесли бумагу Юго-Осетинского парткома за подписью Лади Санакоева о выступлении. Впоследствии бумага пропала.

Дело на самом деле напоминает банальный обман. Бумаг, которые требовал Мате, не было по простой причине: существовал договор между Россией и Грузией, и южные осетины просто не хотели подставлять Россию. На что был расчет? На помощь грузинских большевиков? Те не собирались помогать осетинам. На помощь России? Её не могло быть. Вообще поражает то, насколько национально мыслили грузины и насколько интернациональным был ход мышления у осетин во время разворачивавшихся событий. Санакоев в своих воспоминаниях временами говорит о классовой борьбе, но никогда — о национальном прочтении событий, в которых он принимал активнейшее участие. Решение 28 мая 1920 года было кем-то инспирировано в интересах Грузии. Возможно, кто-то пообещал осетинам помощь (не хватало даже оружия), возможно, даже были даны определенные гарантии. А потом людей просто кинули, воспользовавшись их политической недальновидностью. Мы никогда не узнаем правды. Удивительно другое: даже несмотря на допущенные ошибки, шанс избежать то, что в итоге произошло, был. У истории нет сослагательного наклонения, но рассматривать альтернативные варианты всегда полезно. Во второй части постинга я подробнее остановлюсь на том, что делал и предлагал делать Мате Санакоев в 1920 году. Его воспоминания очень сухи и по-мужски лаконичны, он не делает в них даже намека на попытку снять с себя ответственность за то, что произошло, в них нет красочных фраз и описаний подвигов. Но они по-настоящему захватывают своей глубиной и при этом порождают еще больше вопросов.

Мате Санакоев пользовался большим авторитетом как на юге, так и на севере Осетии. Боевой опыт, личная порядочность и абсолютно искренняя преданность своему делу привлекали к нему множество людей. Свою роль он сыграл в послереволюционных событиях в Северной Осетии, а теперь, 28 мая 1920 года, он во главе южноосетинской бригады, готовился к выступлению. Конец месяца выдался дождливым, погода прояснилась только к 31 мая, а 3 июня бригада подошла к селению Нар. Здесь была выделена группа, которая пошла в Южную Осетию через Мамисонский перевал (командовал ей Архип Джиоев). Первый приказ Мате Санакоев издал 4 июня 1920 года. План был прост и грамотен: две роты, 40 разведчиков и еще одна пулеметная рота должны были 6 июня на рассвете атаковать и сбить засевших в селениях Хуце, Мсхлеб и Дзау грузин. Еще две роты вместе с пешими разведчиками под общим командованием Арсена Дзуцева должны были выступить 4 июня, чтобы к утру 6-го, обойдя Дзау, выйти к селению Чех, отрезать отступающим грузинам пути к отступлению и перерезать линии коммуникаций. Мысль Мате Санакоева была в создававшихся условиях абсолютно верной. Понимая, что шансов в затяжном конфликте нет, что людей и оружия не хватает, он сделал ставку на быстроту и внезапность действий. Помноженные на боевые качества осетин, внезапность и быстрота должны были принести оперативные успехи, а главное — привести к захвату инициативы. Это была первая часть плана Санакоева насколько я его понял, а вторая часть заключалась в молниеносном развитии полученной инициативы и ее реализации с получением желаемых стратегических результатов. Позиции грузин, согласно донесениям разведки, были следующими: в Дзау сидели две роты, вооруженные 28 пулеметами, одна рота занимала Мсхлеб. Штаб грузины символически разместили в занятом доме Мате Санакоева, о чем потом сильно пожалели.

6 июня начались боевые действия. Продолжались они недолго, успех был полный. Район Дзау был очищен (участие в этом приняла и местная молодежь), грузины потеряли 73 человека убитыми, 108 раненым, 480 попали в плен. Мате очень подробно перечисляет количество захваченных трофеев — каждый патрон имел значение и использовался в дальнейших боевых действиях. Грузины отступили в Цхинвал. План Мате по взятию города был следующим. Одна рота с тремя пулеметами должна была обойти город справа и отбить у грузин Присские высоты, один батальон во главе с Габо Цхурбаевым в 4 часа утра 7 июня должен был пойти на штурм селений Тбет и Кусрет, одна рота шла прямо по левому берегу реки Лиахвы в город. У грузин было полное численное, материальное и позиционное превосходство, однако отступать Мате уже было некуда. С утра начались бои, который продолжались весь день. В конце концов группа осетинских всадников сумела обойти город с юга и занять селение Никоз (сегодня на территории Грузии), в результате чего грузины, бросив практически все оружие, бежали из города. Цхинвал был взят. Первая часть плана Мате Санакоева была осуществлена блестяще, с большими потерями у врага и минимальными у осетин. Главное — была перехвачена инициатива, и вот тут осетинские политические деятели того времени допустили вторую ошибку.

Изначально было ясно, что ресурсов для длительного противостояния у Южной Осетии нет, с помощью (возможно обещанной) произошло простое кидалово. В сложившихся условиях никакая обычная (аналитическая) военная стратегия не могла принести осетинам успеха. Играть с Грузией шахматную партию не имело смысла, потому что изначально мы находились в неравных условиях: у соперника было больше фигур. Шанс на успех давала только полная трансформация конфликта, его перевод в абсолютно неожиданное для противника русло, нетривиальные и непредусмотренные никакими военными учебниками шаги. Развивая инициативу, абсолютно необходимо было в тех условиях перенести боевые действия в саму Грузию, находившуюся в не самом стабильном положении. А дальше могло случиться всякое, региональные игроки могли переиграть партию и адаптироваться к вновь создающимся условиям, могли появиться новые союзники. Мате Санакоев:

«Я составил такой план: занять город Гори с налёта и линию Закавказской железной дороги от Гори до Сурамского тоннеля, разрушить железнодорожные мосты и паромы через Куру и укрепить проходы, объявить общую мобилизацию, ударить в тыл частям противника в Дарьяльском ущелье, установить связь с г. Владикавказом, а затем ударить по противнику в Онском районе».

Задним умом мы все крепки, сложно сейчас оценивать события 1920 года в формате «что было бы если». Но я думаю, что будь мысль Мате Санакоева претворена в жизнь, все могло бы пойти по-другому. Её зарубили те же люди из большевистского руководства Южной Осетии, которые приняли 28 мая 1920 года решение о вступлении югоосетинской бригады в Южную Осетию. Люди, которые, на мой взгляд, принимали решения под чьим-то влиянием и в конечном итоге вольно или невольно (хотя в политическом процессе между этими категориями разницы нет, важен результат) подставили осетин. Джатиев и Гадиев дружно выступили против плана Санакоева и даже взяли с него расписку (трагикомичный эпизод, намерения Санакоева на самом деле кого-то сильно напугали) о том, что он не приступит к его осуществлению. Мате вспоминал:

«И тогда, и сейчас я считал это (отказ от его плана) ошибкой. Во-первых, мы показали свою слабость, и грузинское крестьянство не могло выступить в нашу поддержку. Во-вторых, мы лишились возможности захватить у врага достаточное количество вооружения и боеприпасов. Их нехватка отразилась на конечном исходе борьбы».

Впоследствии он корил себя за то, что послушал Джатиева и Гадиева, хотя не нес никакой ответственности за их решение. Но обвинял Санакоев не их, а себя, и именно этим, признаюсь, он мне импонирует больше всего. Все знают Экзюпери по одному великому произведению, но помимо него он написал блестящую книгу «Военный летчик». В ней, вспоминая о падении Франции под ударами вермахта, Экзюпери останавливается на проблеме ответственности в отдельно взятом случае сокрушительного поражения французов и ответственности как абстрактной, философской категории. «Чтобы быть, нужно принять на себя ответственность» — такова его мысль, особенно актуальная сейчас, когда этой самой ответственности принято избегать для получения каких-то личных выгод. Рухсы фæбад, Мате, ты жил и сражался как мужчина, ты на самом деле был.

Отказ от осуществления по-настоящему стратегической идеи Санакоева сделал исход событий вопросом времени. Дальше случилось то, что случилось. Здесь я хочу сказать лично о Мате и его борьбе. Есть в японской культуре своеобразное восхищение проигравшими. Благородство поражения — так можно назвать феномен, когда искренний и благородный герой вступает в неравную борьбу и проигрывает ее более многочисленным или искушенным противникам. Мате Санакоев — трагический благородный герой осетинской истории, и в наибольшей степени трагизм и благородство его фигуры проявились в ходе отступления из Южной Осетии после потери темпа военных действий. Потери, обусловленной, повторяю, политическими решениями, подоплека которых до сих пор неизвестна.

Отступая, осетины в каждом населенном пункте навязывали грузинам бои. Безнадежное сопротивление, которое не прекращалось ни на минуту. В конечном итоге оставшаяся часть бригады перешла за перевал, 22 июня перешло на север подавляющее большинство беженцев, 28 июня Мате и 30 бойцов вместе с ним зашли в селение Верхний Рук, последнее перед перевалом, и остановились в доме Дзанаспи Плиева. При себе они имели 2 пулемета и 4000 патронов к ним. Мате уже собирался переходить через перевал, когда узнал о приближении к селу грузинских частей. Тогда он передумал и решил напоследок дать еще один бой. На следующее утро грузины были в Руке, от них отделилась группа в 5 человек, которая пошла дальше к перевалу, на разведку. Мате выслал против них также 5 человек, которые уничтожили грузинскую разведгруппу. Выжил один человек, который доложил своим о том, что в селе остались осетинские бойцы. К Верхнему Руку были высланы 2 грузинских роты. Подпустив их на удобное расстояние, Мате отдал приказ о начале пулеметного огня. Роты были рассеяны. Через полчаса грузины выслали вторую команду — с тем же успехом. Третья попытка была более хитрой: группу Мате решили обойти через лес, но маневр был разгадан, и грузины отступили. Один из пулеметов вышел из строя, патронов оставалось немного. Расстреляв последние боеприпасы, Мате Санакоев отдал приказ об уничтожении обоих пулеметов, чтобы они не достались врагу, и ушел к перевалу. Под ним была убита лошадь, но в итоге, нанеся врагу большой урон, он ночью всю свою группу перевел на север.

«Мы двинулись с места вместе с двумя нашими раненым товарищами — Гассиевым Разденом и Парастевым Темболом. Дойдя до перевала, я остановился и долго смотрел на дымящиеся села. Сердце сжалось от вида Рукского ущелья: все села горели».

Ну а что произошло с юго-осетинскими политиками? Окружком дважды ходатайствовал перед Политотделом 10 армии о введении в Юго-Осетию частей Красной Армии. Помощь не поступила, было отказано даже в боеприпасах. 18 июня были направлены телеграммы Ленину и Чичерину, в которых отчаявшиеся уже политические руководители Южной Осетии просили помощи и однозначно заявляли о том, что никогда Южная Осетия частью Грузии не являлась. Но никакой «классовой солидарности» с ними российские большевики не проявили. Спустя месяц, 14 июля 1920 года С. Киров в ноте на имя главы МИД Грузии Гегечкори писал:

«Мною уже было указано Вам на то, что Российская коммунистическая партия в лице ее Центрального Комитета и Бюро Центрального Комитета РКП на Кавказе решительно никакого отношения к восстанию в Южной Осетии не имела и не могла иметь (…). По дополнительно наведенным мною справкам оказалось, что Центральный Комитет РКП никакого Южно-Осетинского окружного комитета не знает и, понятно, что такой организации, коль скоро она не существовала, не давал прав действовать и выступать от имени РКП».

Партия была разыграна, капкан захлопнулся, жертвой в игре оказалась Южная Осетия.

Какие выводы можно сделать из того, что случилось? Думаю, следующие:

1. В условиях нестабильности, региональной и глобальной, национальная элита должна исходить из национальных же интересов. Особенно это касается элиты малочисленных народов, которые часто становятся «жертвой фигуры» в большой политической игре. Южной Осетией классическим образом пожертвовали в 1920 году, и никакие личные геройства не могли переломить ход событий;
2. Руководство юго-осетинских большевиков во главе с Джатиевым, скорее всего, кто-то изначально «вел» и провоцировал на ошибки. Их было сделано две: 28 мая, когда был отдан приказ о вступлении в Южную Осетию, и через 7—10 дней, когда Мате Санакоеву категорически запретили переносить войну вглубь Грузии и реализовать свой абсолютно нелинейный план, который мог окончиться для осетинской стороны успехом. Это были две точки бифуркации, и оба раза движение после их прохождения шло в невыгодном для Осетии направлении и в итоге привело ее к национальной катастрофе. Положительный для осетин результат был невыгоден другим игрокам, а выстроить свою эффективную политическую стратегию наша тогдашняя элита не смогла;
3. Всю правду о тех событиях нам уже не узнать. Тех из относительно посвященных в дело людей, кто оставался в живых после 1920 года, в 1937 году репрессировали. К высшей мере был приговорен один из руководителей Юго-Осетинского Окружкома Гаглоев Сергей, умер в тюрьме Александр Джатиев, репрессирован Николай Гадиев, расстреляны Лади Санакоев (тот самый, который подписал исчезнувшую бумагу о выдвижении бригады Мате в Рук) и сам командующий, Мате Санакоев;
4. Южная Осетия сегодня встроена в региональный и глобальный контекст основательнее, чем в 1920 году. Из прошлого, как известно, выводы делаются редко, но из описываемых событий их лучше сделать. Это на самом деле нужно не мертвым, а живым.

Источник