Отрывок из интервью Алана Чочиева газете «Республика», данное в 2005 г. во время его последнего приезда в Цхинвал. 

— Алан Резоевич, когда начинались исторические дела на юге Осетии, случилось так, что именно Вы стали лидером национального движения. В то время даже ходили разговоры, запускаемые грузинской стороной, что Вы — агент КГБ и выполняете задание Кремля. Как же все было на самом деле?

— В 1988 году, когда все начиналось, я никакого отношения ко всему этому не имел. Был в институте студенческий клуб «Ныхас». Меня несколько раз просили прийти и выступить перед его членами. Но я не приходил, не потому, что по политическим мотивам был против этого клуба, просто как-то не получалось. А в 1989 году уже складывался «Народный фронт», шли собрания. Я несколько раз приходил со своим другом Русланом Кочиевым, но мы никогда не выступали. Иногда бросали пару реплик, которые, кстати, там не хотели понимать. 14 января 1989 года, на важнейшее собрание, когда все уже должно было оформиться в окончательном виде, я попал совсем случайно. Сидел в архиве научного института и работал (занимался арийской идеологией и написал к тому времени уже много трудов). Политика была на периферии моего интереса, чисто из любопытства. Я понимал, что происходит со страной, и первым в 1989 году сказал, что СССР уже распался, а в 1990 году написал это в своей брошюре, из-за которой меня таскали в КГБ, в прокуратуру и добивались ответа на вопрос, где же он распался, если мы в нем живем.

В общем, 14 января я сидел в архиве и работал, а все шли на собрание. Ко мне зашли сотрудники института, сказали, что архив закрывается, и лучше мне идти с ними. Я сказал, что поработаю, мне доверяли и часто оставляли в архиве. Но в тот день они стали уговаривать меня, упрекая в безразличии, давя на совесть и т.д. И я пошел. Оказалось, что там были люди с предприятий и учреждений, делегированные на это собрание. Мест в зале не было, я сидел фактически на подоконнике. Потом меня позвали в один из передних рядов, кто-то уступил мне место. Я сидел и слушал. Было очень интересно: первая осетинская политическая организация почти за 80 лет. Название организации «Адæмон Ныхас» выбирали где-то полтора часа, спор был очень искренний и немного забавный. Потом, прочитав и проголосовав за пункты устава, перешли к выборам председателя фронта.

Тут была очень сильная интрига, потому что подавляющее большинство хотело выбрать председателем фронта Валерия Газзаева. Обком же хотел, чтобы председателем стал более управляемый Нафи Джусойты. Однако в зале было много сторонников Газзаева, поднялся страшный шум, и я понял, что сейчас будет склока. И чтобы как-то остановить это, я поднялся и сказал: «Тихо. Не надо изобретать велосипед, в чем проблема? Давайте создадим комиссию, которая определит и запишет кандидатов, а потом проведет голосование. Пусть каждый внесет своего кандидата, без крика и мордобоя». Тут кто-то из зала сказал: «Вот ты и будь председателем счетной комиссии». За меня тут же проголосовали. Я еще и не подозревал, что это начало моей политической карьеры, в кошмарном сне мне не могло это присниться, даже никакого дикого помысла такого у меня не было. Ну, я попросил себе помощников, чтобы записывать все кандидатуры, которые тут же посыпались из зала в таком порядке: Валерий Газзаев, Нафи Джусойты, Зелим Цховребов и Анатолий Тедеев. В этот момент слово попросил Нафи, и сказал, что напрасно его предложили кандидатом, он вообще очень занят, к тому же это специфическая работа, но он знает человека, который с этой работой справится лучше всех: это Алан Чочиев. Я просто обалдел. Все что угодно, но этого я не ожидал. Просто сказать «нет» я не мог, все же это было первое политическое движение в Осетии, непатриотично было отказываться и т.д. Я не знал, что сказать и сказал, что я никто на этом собрании, никем не делегирован, попал случайно, меня привели с улицы. Но мне заявили, что это не имеет значения, просто включили в список и предложили голосовать. Кажется, там было 89 голосов из 100 выборщиков. В общем, слегка до 100 не дотягивало. Вот так я стал председателем Народного фронта.

Правда, я сразу сказал, что соглашусь лишь при условии, что это будет сопредседательство и больше чем на год я не согласен. Пусть председатель сменяется каждый год. За год я сделаю все, что смогу, а дальше пусть работают другие. Все согласились и даже внесли изменения в устав.

Любопытный факт, как только мы создали наше гражданское движение, ни Нафи, ни другие представители интеллигенции больше в «Адæмон Ныхас» не пришли. Другими словами, большинство из тех, кто образовал «Адæмон Ныхас», организацию покинули. Причина, на мой взгляд, в том, что, раз Нафи снял с себя председательство организацией, все поняли, что из нее надо бежать.

— Но было много и соратников. Они появились неожиданно, или выделялись и раньше? По каким качествам Вы их отбирали?

— Мне трудно сказать, потому что вот так сразу общую массу охарактеризовать нельзя. С самого начала там была Битарова Зоя, у нее уже был клуб «Ныхас», и она была подготовлена уже по многим вопросам, особенно по вопросу осетинского языка. Интеллигенция разбежалась, но самое поразительное было то, что в основном членами «АН», соратниками, стали женщины: та же Зоя Битарова, Зара Абаева, Люда Галаванова, Белла Плиева, чуть позже Лариса Остаева…

Я работаю в сфере аналитики, и методологически хорошо понимаю, почему именно женщины были первыми. Очень просто: мужская и женская моторика разные, мужчина до всего доходит логикой, в буквальном смысле методом тыка, проб и ошибок. Женщина интуитивно приходит быстрей, и поскольку она боится сильней, чем мужчина, она более деятельна. Любое мышление состоит из логического и интуитивного. Соотношение интуитивного и логического у мужчины одно, я бы сказал — ближе к силовому варианту, грубоватое. У женщин соотношение интуиции и силового мышления совсем другое: недостаток силы и больше страха, поэтому они более активны. Женщина чувствует, насколько это опасно, и это заставляет ее действовать. Женщины, которых я перечислил, все матери, у них есть дети, чувство самосохранения себя и семьи. И они очень активно включились и проделали гигантский объем работы. Соратниками были еще несколько человек, истово преданных: это Леонид Харебов и, конечно, Ахсар Джигкаев, интеллектуал, очень сильная личность. Существенную работу делали Филипп Цховребов, Инал Парастаев. Были и другие люди, которые стратегических идей не выдвигали, но чрезвычайно активно действовали. Был еще Тимур Санакоев, который проделал гигантскую работу по изготовлению символики «АН», сувениров, издавал наши газеты и брошюры. Он делал их в Прибалтике, мотался туда-сюда, даже не знаю, как он с этим справлялся.

— Алан Резоевич, когда Вы начинали строить Республику, у Вас, наверное, был какой-то идеал того, что именно надо строить. Соответствует ли то, что мы, в конце концов, получили, тому, как было задумано развитие и строительство РЮО?

— Сразу скажу: никакого проекта не было. Я знал только одно: буду председателем Народного фронта один год. Летом 1989 года я был приглашен работать в Западную Германию, в Гейдельбергский университет, но отказался, думал — доработаю этот год до конца, не хотелось быть предателем. Кто знал, что 23 ноября начнется война? Так что никакого проекта того, что мы строим, у меня не было. Был единственный проект — я заложил основы работы гражданского движения, безупречные в правовом и моральном смысле, чтобы они отвечали всем нормам международного и внутреннего права СССР, и чтобы у этого гражданского права начала закрепляться демократическая идеология.

А идея Республики уже была, витала в воздухе. Я говорил, что когда грузины говорят об упразднении автономий в Грузии, то это ни к кому не относится, кроме Южной Осетии, и меня здесь таскали по кабинетам в Обком и Облисполком. В КГБ, правда, не вызывали, а приглашали. В Прокуратуре говорили, что это приглашение, хотя завели уголовное дело. Я говорил, что речь идет об упразднении югоосетинской автономии, потому что в правовом отношении Грузия может из трех своих автономий упразднить только югоосетинскую. За это меня ненавидели грузины, за это меня таскали здесь. Я говорил, что аджарцы и абхазы могут не беспокоиться, их не упразднят. Аджарскую автономию образовали Турция и СССР, а Абхазия была союзной республикой, потом ее статус понизили до автономии в составе Грузии, и в таком виде она вошла в Конституцию СССР. Но ее можно было упразднить только через Москву. А мы образованы внутренним законом Грузии. И я говорил нашим властям, что надо действовать. Я требовал от них это. Поэтому все бочки катили на меня.