Отрывок из воспоминаний участника подпольной организации «Рæстдзинад» Георгия Бекоева «Возвращение на Родину», посвященный событиям 1981 г. в Орджоникидзе.

***

В октябре 1981 года произошло то, что должно было произойти. Когда ингушей возвратили из ссылки, основная их масса осела в Северной Осетии. Они покупали лучшие дома и квартиры, получали самые плодородные земельные участки. И ведь продавали землю Осетии сами же осетины — за взятки. Продавали те, у кого не хватало мозгов подумать, какое преступление перед своим народом они совершают, какую страшную судьбу они готовят ему.

С поселением ингушей в Северной Осетии начались убийства осетин. За короткое время ингушами уже было убито несколько сотен осетинских парней, но правительство Осетии и в ус не дуло. Мало того, оно старалось замять все дела по убийствам, и убийцы легко уходили от наказания. Руководство Осетии объясняло все это нежеланием обострять межнациональные отношения. В результате убийства осетин стали принимать все более систематический и жестокий характер. Куда идти жаловаться? У кого искать защиты? Все руководство Осетии куплено ингушами на корню…

Была написана жалоба, в которой говорилось о неправедных делах руководителей нашей республики. 80 представителей нашей интеллигенции подписались под этим документом, но в результате все осталось по-прежнему, а подписавшие жалобу подверглись преследованиям и гонениям.

В селе Чермен ингуши жесточайшим образом вырезали всю семью Каллаговых. Убийц быстро установили, арестовали, они признались в содеянном, но дело, как всегда, затянулось, и, в конце концов, было вынесено решение, что они арестованы по ошибке, и негодяев выпустили на свободу. Арестовали других, и опять дело вели целый год, приезжала одна комиссия за другой, и трупы безвинно убиенных подвергали очередной эксгумации. И что же? Всех задержанных по этому делу освободили за отсутствием состава преступления. Так и пропала семья Каллаговых, не найдя даже посмертно защиты ни у закона, ни у людей.

Люди устали от ужасов, творимых ингушами, а им не видно было конца. Каплей, переполнившей чашу, стало событие в селе Октябрьском, где ингуши в очередной раз совершили преступление, убив молодого парня, единственного кормильца семьи. В день похорон я тоже был в Октябрьском. Гроб с телом убитого принесли и поставили перед зданием райкома партии. Все население района собралось туда.

Из города приехал министр внутренних дел. Люди требовали ответа за все происходящее в Осетии, за безнаказанный разгул преступности, направленной против осетин. Но в ответ лишь гробовое молчание. Возмущение людей нарастало. Но ни среди районного руководства, ни среди прибывших городских чиновников не нашлось человека, который бы понял горе народное, смог бы сказать, когда будет положен конец бесчинствам и преступлениям. Не было таких. Не вышел к народу и руководитель района. Тогда уставшие от горя люди отправились в город. К тому времени власти, испугавшись, перекрыли все дороги к городу тяжелыми машинами. И пригнали, конечно же, солдат. Против своего народа бросили войска! Увидев плотные шеренги военных на своем пути, из траурной колонны стали выходить вперед молодые люди, готовые прорываться с боем. Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы не худенькая пожилая женщина. Она бросилась к парням с криком: «Сыновья мои, дети мои, не совершайте ошибку, не поддавайтесь на провокацию, нам сейчас не бой нужен, солдаты тоже не виноваты, что их поставили сюда, они ведь тоже чьи-то дети. Им приказали, их пригнали сюда… Мы, матери, женщины, скажем свое слово. Если будут убивать, пусть начнут с нас, с матерей!» И все женщины, как одна, бросились на солдатские шеренги, проложили живой коридор, и народ прошел беспрепятственно. Солдаты были ошеломлены случившимся и стояли, растерянно глядя на происходящее. Молодежь опрокидывала машины, оттаскивая их от полотна дороги, и люди шли и шли за гробом погибшего.

По пути к траурной процессии присоединялись все новые массы людей. Прохожие обнажали головы. Вот дошли до площади Свободы, к зданию обкома партии. Как и следовало ожидать, первый секретарь обкома Билар Кабалоев не вышел к народу. Объявили, что он в своем кабинете и просит, чтобы к нему явилась делегация от людей, собравшихся на площади. Делегация отправилась к нему и потребовала от Кабалоева звонка в Москву с тем, чтобы немедленно командировать сюда, на место преступления, кого-либо из членов Политбюро. Но Кабалоев не соглашался на это. Тогда кто-то из делегатов сам взялся за телефонную трубку. Кабалоев закричал, вызывая охрану.

Милиционеры ворвались в кабинет и начали избивать людей. Спасались, кто как мог, сбегая со второго на первый этаж, а оттуда прыгая через окна на улицу. Многие ранены, льется кровь, это было ужасно видеть. Народ ворвался в здание обкома, людей уже было не сдержать… Тем временем к зданию подогнали пожарные машины с водой, а курсантам училища МВД был дан приказ под прикрытием пожарных машин очистить площадь от народа. Курсанты выскочили из училища в полной боевой готовности, и их дубинки принялись гулять по головам и спинам людей.

Какие-то секунды ошеломленные люди пребывали в столбняке, затем, очнувшись, бросились на своих истязателей, хватая что попадало под руку, и пошли с этим «оружием» против солдат. Достались и курсантам и зданию их училища. Кто виноват во всем этом безобразии? Кто стравил армию и народ? Над площадью висел непрерывный крик, плач и стон людей, это была настоящая бойня, ребят, кого могли, хватали без разбору, тащили в здание МВД, где избивали до потери сознания…

К одиннадцати часам я пришел домой. Сына дома не было. Уже поздно ночью он появился с перевязанной головой. Он долго успокаивал меня, что ничего страшного нет, зато они, мол, хорошо постояли за себя.
— Это же настоящий фашистский режим, — говорил он. — А я не верил, когда ты рассказывал об этом. Теперь убедился — своими глазами видел, своей головой почувствовал…
— Где тебя перевязали?
— В «Скорой помощи», — ответил сын.
— И, конечно, записали твое имя и фамилию?

Я больше ничего ему не сказал. Но в сердце забилась тревога: по этим данным его разыщут работники органов… Но, слава Богу, ничего такого не случилось.

Эти события начались 23 октября 1981 года. Это было восстание, которым Осетия по праву будет всегда гордиться: народ, измученный произволом, восстал против него… Эти три дня золотыми буквами будут вписаны в историю Осетии: осетины больше не будут терпеть попрания своего достоинства и чести, своих прав и завоеваний. Это восстание было подобно снежной лавине, оно было стихийно, никем не организовано и никем не направляемо. Никто не возглавлял его. Вдохновителем его была молодежь, студенты и школьники. Старшие ни только не участвовали в нем, но даже пытались помешать молодым, остерегая их от последствий. Их можно понять — всю жизнь прожили в страхе, боялись теперь и за детей. А кто и за свои партийные билеты.

Комитет госбезопасности вовсю развернул работу. Но и они опасались действовать открыто. Из окон домов, расположенных вокруг площади, скрытно фотографировали участников событий. Потом вызывали к себе всех, кого сумели зафиксировать на пленку, и вели допрос. Ночью 23 октября по радио и телевидению сообщили, что завтра в 12 часов состоится встреча с членами комиссии из Москвы. Комиссию возглавлял Соломенцев.

Начался митинг. Говорили люди, говорили обо всем, о том терроре, который развернули и безнаказанно проводили у нас ингуши. Тем временем на трибуну поднялись члены комиссии, вместе с ними и Кабалоев. Когда он подошел к микрофону, народ освистал его, не давая говорить. Когда, наконец, ему дали возможность высказаться, он начал с того, что вчера в городе общественный порядок был нарушен хулиганами, анашистами и алкоголиками… Продолжить ему не дали… Соломенцеву кто-то прокричал, что если не освободят задержанных вчера ребят, отсюда никто не уйдет. В ответ Кабалоев сказал, что это ложь, провокация, что никто никого вчера не арестовывал. Тогда на трибуну поднялась девушка и прочитала длинный поименный список всех арестованных вчера ребят. Кабалоев молчал, словно воды в рот набрав… Потом он попытался что-то сказать, но у него из рук вырвали микрофон и оттеснили назад. Увидев такое «насилие» над партийным руководителем, Соломенцев пригрозил народу карой и предложил разойтись подобру-поздорову. Затем комиссия удалилась.

А митинг продолжался. На трибуну один за другим поднимались родные погибших от рук ингушей и рассказывали народу о своем горе. Они говорили, что убийц все хорошо знают, но те откупаются большими деньгами и надо уже положить конец этому беззаконию. Сотрудники органов несколько раз обращались к собравшимся с требованием разойтись, но никто их не слушал, и митинг продолжался. Тогда был пущен слезоточивый газ, все вокруг покрыла пелена ядовитого тумана, заработали пожарные машины, сбивая людей с ног мощными струями холодной воды.

Но и эти меры не повлияли на решимость людей добиться справедливости. И тогда спустили на людей солдат, вызванных на помощь из Ростова и Тбилиси. На лестнице кинотеатра «Октябрь» развернулась рукопашная схватка. Появились БРТ-ы, послышались автоматные очереди. Я не думал, что народ такая мощная сила, когда он един в своих действиях. Хватали все — обломки кирпичей и просто камни — где они только их находили; обломали толстые сучья деревьев, ломали бордюры, асфальт и забрасывали всем этим боевые машины. Был момент, когда солдат уже загнали в здание, где они располагались, но тут на помощь им появились новые войска с более мощными машинами, и люди были вытеснены с площади Свободы.

Нас погнали в сторону парка, одни бежали через мост, другие прямо через Терек перебирались на другой берег. Перед гостиницей «Владикавказ» построили баррикаду, куда машинами возили кирпич и сваливали перед толпой. Мальчишки ломали его, чтобы удобнее было швырять в противника, и относили все это парням, которые забрасывали ими солдат, стоявших в парке. Войска несколько раз делали попытку перейти через мост, доходили до середины, но здесь люди обрушивали на них град битого кирпича и камней, и солдаты отступали.

Скоро все районы республики уже были в курсе дела, и в город стекались все новые массы молодежи. Ингуши, жившие в городе, попрятались, не подавая признаков жизни. Машины с ингушскими номерами без слов обливались бензином и поджигались. Подростки наполняли бензином бутылки и забрасывали ими военные машины…

Из Южной Осетии тоже поспешили на помощь. Дело все более осложнялось. Войска были бессильны. Во Владикавказ были стянуты едва ли не все войска МВД Северного Кавказа плюс 8-й полк из Тбилиси. Силой народ было уже не удержать. Партийные боссы решили тайком провести совещание в театре, куда под прикрытием вечерних сумерек стали собираться по одному, по двое. Но кто-то, прознал про это, и люди с проспекта по улице Кирова повалили в сторону театра. Участники собрания, увидев массу народа, в страхе бежали прочь… Не застав никого в театре, люди демонстративно прошли до конца улицы Буачидзе, скандируя лозунги об изгнании правительства республики во главе с Кабалоевым.

Впервые за 70 лет народ Северной Осетии открыто заявил о своих правах. Но не надо думать, что весь осетинский народ поддержал восставших. К сожалению, нет! Люди с чинами и состоянием, а также «избранная» интеллигенция очень возмущались, кричали со всех трибун, что теперь Центральный Комитет будет видеть в нас своего врага, что теперь не видать нам высоких должностей, наград и т.д., и т.п.

Не нашлось у нас мудрых людей, умеющих предвидеть, предсказывать будущее. Молодежь чутьем понимала, что беззаконию должен когда-нибудь наступить конец, но что это «когда-нибудь» придет в Осетию так скоро, никто и подумать не мог.

События октября 1981 года немного смягчили зло и ненависть народа к правящему режиму, остудили горячие головы и, не сговариваясь, люди понемногу вернулись к своим очагам. Как всегда наши центральные газеты были в своем амплуа: с их страниц лилась ложь о событиях в Осетии. Они писали, что в Северной Осетии имели место волнения, выступления против законного правительства. Эти бесчинства, по словам ангажированных корреспондентов, совершили уголовники, алкоголики и наркоманы. Против многострадального осетинского народа была брошена еще одна сила — сила лжи, продажности печатного слова, сила дезинформации. Все эти славные три дня я находился во Владикавказе, бывал в разных местах, но нигде не видел не только уголовника или наркомана, но даже просто выпившего человека. Число жертв восстания не уточнено и по сей день…

После восстания Кабалоев был снят со своего места. Вместо него прислали из Москвы Одинцова. Наступили самые черные дни Осетии. На созванном пленуме обкома было сказано, что осетинский народ любит только себя, ставит себя превыше других народов, здесь царит дух национализма. Это была открытая клевета и опорочивание всего осетинского. Правда, некоторые участники пленума возмутились против явного очернения своего народа, но таких было мало и голос их не был услышан. Другие молчали как немые, боясь за свои посты. Участники восстания, попавшие в лапы органов, были осуждены и сосланы в лагеря. Одинцов вел себя как ярый шовинист. Эта антиосетинская волна шла от Соломенцева. Именно он рекомендовал Одинцова на место руководителя Северо-Осетинской республики.

Беззаветное служение осетинского народа России на всем протяжении истории, особенно в Великую Отечественную войну, пошло прахом. Началась чистка кадров. Осетин изгоняли, назначали ингушей, невзирая даже на самую явную профнепригодность. В партию принимали в первую очередь ингушей. Очень много молодых ингушей было внедрено в органы правопорядка. Одним словом, люди ненавидящие Осетию, начали наводить в ней свои порядки. Это и была советская политика образца 1981 года! Я могу перед всем миром заявить: интернациональней осетинского народа нет на земле, это истина и истина историческая. Но порой я прихожу к мысли, что это, наверное, отрицательная черта нашего народа, может и так, кто знает…

Пусть никто не думает, что восстание во Владикавказе в октябре 1981 года было напрасным. Ни в коей мере! Это была часть национального движения осетинского народа. Национальное движение имеет несколько этапов. Особенно активно оно проявилось в двадцатые годы, в борьбе против грузинских национал-шовинистов. С того времени пошел первый этап. Второй этап наступил в пятидесятые годы, когда грузинские власти закрыли в Южной Осетии осетинские школы и отменили осетинский алфавит. Наша лучшая молодежь повела против этого насилия самоотверженную борьбу. Третий этап борьбы за национальную свободу падает на восьмидесятые годы: восстание в 1981 году во Владикавказе и смертельная борьба Южной Осетии против злейшего врага — грузинских неофашистов.