Глава из монографии И.Б. Санакоева «Истоки и факторы эволюции грузино-осетинского конфликта (1989-1992 гг.)».

***

В социально-экономическом плане, «втором важнейшем компоненте среды конфликта, влияющем на его динамику», на повестке дня оказалась проблема дискриминации, производная от так называемого «внутреннего колониализма, когда крупный или титульный этнос якобы эксплуатирует малочисленные народы или этнические меньшинства, пользуется богатствами их этнических территорий, разрушает природную среду» [1].

В случае грузино-осетинского конфликта не только этническое меньшинство обвиняло титульный этнос в дискриминации, но и титульное большинство считало, что подвергается угнетению, и что собственное тяжелое социально-экономическое положение сложилось по вине меньшинства и этнических меньшинств в целом. Подобная картина оказалась возможной в силу того, что грузинская и осетинская стороны пытались экстраполировать социально-экономические проблемы в ранг межнациональных противоречий. Поэтому эти проблемы приобретали «в многонациональном обществе национальную окраску или просто оценивались с позиций национализма» [2]. Несмотря на то, что «в подобных объяснениях обычно очень много ненадежной и сфабрикованной информации» [3], обе стороны обращались не столько к вымышленным, сколько к реально имеющимся событиям, фактам и цифрам.

В социальном плане наибольшие противоречия в грузино-осетинских отношениях вызывала, в первую очередь, проблема демографии. По мнению В.Н. Иванова, «демографическое неблагополучие может детерминировать латентную межнациональную конфликтность. Если иные негативные явления, связанные с социальной несправедливостью, вызывают, как правило, быструю реакцию, то демографический фактор создает, похоже, своеобразный фон национального недовольства. Падение в национальном составе удельного веса коренной нации вселяет тревогу за будущее своего народа» [4].

Озабоченность грузинской стороны стал вызывать факт увеличения осетинского населения в целом по Грузии: «За 1926–1989 гг. численность осетин в ЮОАО повысилась незначительно — на 4,8 тысячи, или на 8%, осетин же, проживающих за ее пределами — на 47 тысяч, т.е. на 87%. Это результат того, что осетины из Северной Осетии и ЮОАО переселялись в города и районы Грузии. Следовательно, этническое освоение осетинами территории Грузии на протяжении XX столетия происходит весьма интенсивно. За столетие численность осетин в Тбилиси увеличилась в 105 раз, а за последние 60 лет — в 23 раза» [5].

Наиболее угрожающей считала грузинская сторона этнодемографическую ситуацию в ЮОАО. «Осетинское население ЮОАО растет более быстрыми темпами, чем грузинское. По переписи 1979 года осетин было 72,8%, грузин 16,1%, а уже по переписи 1989 года осетин стало 74,5%, грузин 16,3%», — пишет М.М. Цотниашвили [6]. Компактность и более быстрые темпы роста осетинского населения в ЮОАО лишали грузинскую сторону возможности осуществления своих притязаний. В случае решения проблемы этой территории через демократические процедуры, включая референдум, территория оставалась под осетинским этническим контролем. Поэтому «грузинской стороне требовалось изменение этнодемографического баланса в Южной Осетии» [7].

Осетинская сторона выражала недовольство сокращением численности осетинского населения ЮОАО, повышением уровня смертности и миграции из области. «Политика советского руководства Грузии в Южной Осетии сводилась к обеспечению застоя в экономике и социальной жизни. Тем самым искусственно вызывались высокие темпы миграционных процессов. По этой главной причине более 200 тысяч южных осетин расселилось во внутренних районах Грузии. Такой социальной демографической политикой руководство Грузии решило две задачи: а) добилось массовой ассимиляции осетин, разбросанных по Грузии; б) создало предпосылки полной ликвидации Южной Осетии» [8].

Тревогу осетинской стороны за свое будущее вызывал факт уменьшения осетинского населения в ЮОАО со 106 тысяч в 1939 году до 98 тысяч в 1989, расценённый отечественными исследователями как демографические корни грузино-осетинского конфликта [9]. Подобная картина, по мнению осетинской стороны, была обусловлена низким коэффициентом рождаемости, высокими уровнями смертности и миграции из ЮОАО. Так, в 1940 году общий коэффициент рождаемости в ЮОАО составил 25,2, а в 1979 — 16,8. По уровню смертности эти цифры составили соответственно 4,7 и 7,7. По миграции сальдо на 1953 год имело положительное значение +0,6 , тогда как в 1979 оно было уже отрицательным и стало — 6,4 [10].

Грузино-осетинские противоречия проявились и в других отраслях социальной сферы. По мнению грузинской стороны, «грузины были представлены в меньшем числе, чем это им полагалось, если исходить из процентного соотношения населения: в партийных органах области из 140 человек было 34 грузин, в аппарате обкома партии из 37 — 6, в советском аппарате из 227 — 49, в сфере обслуживания из 2408 мест грузины занимали 631, в системе торговли из 226 — 32 и т. д.» [11].

Осетинская сторона обращала внимание на такие показатели социальной сферы, как рост доходов населения, выплата льгот, уровень потребления, размеры заработной платы и национального дохода на душу населения в Южной Осетии по сравнению со среднереспубликанским уровнем. Так, на начало 1980-х гг. рост реальных доходов населения в расчете на душу населения в процентах по Грузии составил 117, по Южной Осетии — 112, выплата льгот — 17,2 и 13,6, заработная плата — 22 и 13, национальный доход — 110 и 89,8 [12]. Наиболее низкие показатели наблюдались в Южной Осетии по уровню потребления продуктов питания по сравнению с республиканскими: норма потребления мясных продуктов составила для Грузии 77,2 кг, для Южной Осетии — 40 кг, молочных продуктов — 368 кг и 200 кг и т.д. [13].

В экономической сфере грузино-осетинские противоречия фокусировались на имеющихся диспропорциях в развитии промышленности и сельского хозяйства. По мнению В.А. Авксентьева: «Различия в уровне экономического развития регионов внутри одного государства — повсеместно встречающееся и естественное явление, и даже в мононациональных государствах на основе таких различий могут складываться межрегиональные противоречия. В том случае, если эти региональные экономические различия, по крайней мере, частично совпадают с этнической структурой государства, это может послужить основанием для формирования межэтнической напряженности и возникновения конфликтов» [14].

Так, грузинская сторона указывала на то, что ЮОАО не является самодостаточной и существует на республиканские дотации. По мнению грузинских исследователей, «ЮОАО фактически жила на дотации из республиканского бюджета: так в 1927 году доход ЮОАО составил 178 тыс. рублей, содержание же управленческого аппарата обходилось в 138 тыс. рублей. Это характерно и для всего последующего периода» [15].

Осетинская сторона утверждала, что Грузия осуществляет экономическую дискриминацию Южной Осетии: «Для экономически отсталой, аграрной Южной Осетии важнейшим звеном социально-экономического развития была индустриализация края. Для ее успешного осуществления здесь имелись и сырьевая база, и трудовые ресурсы, и рынок сбыта. Однако республиканские власти всячески препятствовали созданию и развитию здесь промышленности. Тем самым область обрекалась на роль аграрно-сырьевого придатка промышленно-развитых центров Грузии» [16].

В сфере сельского хозяйства с осетинской стороны превалировали подобные же оценки: «Республиканские власти в отношении Южной Осетии широко практиковали „дифференцированный” подход в планировании, зловещий смысл которого заключался в том, что план сдачи зерна устанавливался тем горным районам области, где пшеница никогда и не произрастала, план сдачи яиц — тем районам, в которых никогда не было птицеводства. Такая политика экономической дискриминации юго-осетинского крестьянства вела к нищете и разорению сельских тружеников области» [17].

Социально-экономические противоречия, хотя и не озвучивались широко в период грузино-осетинского конфликта 1989–1992 гг., однако сыграли значительную роль в его развертывании. По мнению А.Н. Ямскова, «непосредственные причины социально-экономического характера обычно играют роль только на первой стадии конфликта. Выдвижение на первый план социально-экономических требований, как наиболее понятных первоначально политически пассивному населению, вполне понятно. В дальнейшем роль таких аргументов неуклонно снижается» [18].

ЛИТЕРАТУРА:

[1] Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в поисках научной парадигмы. — Ставрополь, 2001. — С. 192.
[2] Ямсков А.Н. Межнациональные конфликты в Закавказье: предпосылки возникновения и тенденции развития // Полис. 1991. — №2. — С. 79.
[3] Авксентьев А. В. Этническая конфликтология: в поисках научной парадигмы. — Ставрополь, 2001. — С. 192.
[4] Иванов В.Н. Межнациональные конфликты: социально-психологический аспект // Социс. — 1992. — №4. — С. 20.
[5] Тотадзе А. Осетины на грузинской земле // Осетинский вопрос. — Тбилиси, 1994. — С. 192–193.
[6] Цотниашвили М. М. Указ. Соч. — С. 140.
[7] Нодиа Гиа. Конфликт в Абхазии: Национальные проекты и политические обстоятельства // Грузины и абхазы: Путь к примирению/ Под ред. Б. Коппитерс. — М., 1998. — С. 46.
[8] Блиев М. М. Указ. Соч. — С. 327.
[9] См.: Зверев А. Этнические конфликты на Кавказе, 1988-1994 // Спорные границы на Кавказе / Под ред. Б. Коппитерс. — М., 1996. — С. 43.
[10] См.: Харебов Б. К. Некоторые аспекты прогнозирования численности населения Юго-Осетии // Региональные проблемы экономики (на примере Юго-Осетии). — Цхинвал, 1981. — С. 96–110.
[11] Жоржолиани Г., Тоидзе Л., Лекишвили С., Хоштария, Броссе Э. Исторические и политико-правовые аспекты грузино-осетинского конфликта. — Тбилиси, 1995. — С. 11–12.
[12] См.: Кабисова Дз. Г. Рост жизненного уровня населения Юго-Осетии // Региональные проблемы экономики (на примере Юго-Осетии). — Цхинвал, 1981. — С. 53–63.
[13] См.: Кабисова Дз. Г. Розничный товарооборот как показатель уровня жизни // Региональные проблемы экономики (на примере Юго-Осетии). — Цхинвал, 1981. — С. 143.
[14] Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в поисках научной парадигмы. — Ставрополь, 2001. — С. 192.
[15] Жоржолиани Г. Защита прав национальных (этнических) меньшинств. — Тбилиси, 1999. — С. 100.
[16] Из истории осетино-грузинских взаимоотношений / Под ред. проф. Н. Г. Джусойти. Цхинвал, 1995. — С. 52–53.
[17] Из истории осетино-грузинских взаимоотношений / Под ред. проф. Н. Г. Джусойти. Цхинвал, 1995. — С. 55–56.
[18] Ямсков А.Н. Указ. Соч. — С. 79.